Я перевела взгляд на Рябого.
— Он… — я пыталась объяснить, как все получилось, но Рябой остановил меня:
— Не надо. Я все видел. Я ж не сплю совсем.
— И… что теперь?
— Ничего, — он пожал плечами. — Не бойся, я все улажу. Придурок! — Он с брезгливостью посмотрел на Скворца.
Горячая волна благодарности к этому пожилому человеку с изломанной судьбой, но не утратившему человеческой доброты и сострадания, поднялась в моей груди. Захотелось даже обнять его и сказать что-нибудь теплое…
— Спасибо, — я ткнулась ему в грудь, а Рябой тихонько похлопал меня по спине:
— Ну-ну, будет. Успокойся, дочка…
Скворец зашевелился на полу и застонал. Потом завозился и начал приподниматься, держась рукой за лоб.
— О-о-ох! — Из горла его вырвался протяжный стон. — Что это со мной?
Взгляд его уперся во взгляд Рябого. Тот смотрел насмешливо.
— Очнулся, орел? — спросил Рябой.
Скворец удивленно закрутил головой, сидя на полу.
— Пойдем-ка выйдем, — тихо попросил Рябой.
Охая, Скворец поднялся с пола и, держась одной рукой за стенку, пошел за Рябым на улицу.
Отсутствовали они минут десять. Я не знаю, какие аргументы приводил Рябой в мою защиту, но, когда оба вернулись, я заметила, что у Скворца к шишке на лбу прибавилась ссадина под глазом. Зато он был весь умиротворенный и тихий.
Сев в уголок и закурив, Скворец стал смотреть в окно. Рябой спокойно устроился на крыльце. Вскоре проснулся Мутный. Настроение у него было паршивое, это я сразу поняла. Может, не выспался?
Он вышел из комнаты и, ворча, сел за стол, согнав с табуретки Скворца. Скворец птичкой, по имени которой получил свою кличку, перелетел на крыльцо.
Мутный закурил и, мрачно глядя в окно, думал о чем-то. Потом затушил окурок в свежевымытом блюдце и поднял глаза. Заметив следы на лице Скворца, Мутный потемнел лицом, а глаза его сузились. Но ничего выяснять он не стал, а обратился ко мне:
— Жрать давай!
— Не готово ничего, — прошептала я.
— А чем ты тут занималась, мать твою, сука?! — рявкнул он, грохая кулаком по столу. — Живо давай!
Опять живо! Подлетев на стуле, я бросилась к холодильнику. Торопливо доставая оттуда еду, я косилась на Мутного. Только бы детей не трогал!
Мутный остыл так же быстро, как и вспыхнул, и угрюмо разминал в коротких пальцах новую сигаретку.
Я наспех собрала на стол то, что смогла найти. Варить суп и жарить котлеты для них мне совсем не хотелось.
Мутный особо не придирался.
— Садитесь, — скомандовал он своим, открывая банку тушенки. — Жрать охота. С этой стервой ленивой совсем с голоду подохнешь.
Я чуть не задохнулась от возмущения! Это я стерва ленивая? Вот это наглость! Просто хамство натуральное! Ну ничего! Вот приедет Полина, она вам покажет…
Теперь мне уже хотелось, чтобы бандиты подольше не уходили с моей дачи и дождались Полину. Моя милая сестра-каратистка, увидев, как обращались с ее сестрой, спокойно реагировать не будет. И никакой пистолет ее не остановит! И тогда она им так задаст! А то нашли над кем издеваться, надо мной, слабой женщиной…
Теша себя такими приятными мыслями и от души злорадствуя про себя наперед, я с ненавистью резала хлеб толстыми кусками, не особо стараясь, чтобы они выглядели красиво. Перебьетесь, гады!
Троица навалилась на еду. Более-менее прилично ел Рябой. Он не выхватывал куски хлеба из-под рук своих товарищей, не вылавливал из банок лучшие куски и вообще не торопился.
Конечно, из всех троих он был мне наиболее симпатичен, но я не строила особых иллюзий на его счет. То есть я понимала, что от нападок Скворца он меня защитит, но если возникнет конфликт между мной и Мутным — Рябой однозначно будет на его стороне. Мы по разные стороны баррикад, и это я понимала прекрасно.
Вообще, я заметила, что Мутный прислушивается к Рябому. Хотя решение принимает сам. Рябой был кем-то вроде правой руки Мутного, его как бы советником. А Скворец — просто шестерка.
После обеда Мутный отвел Рябого в сторону, они о чем-то пошептались, после чего Мутный сел на крыльцо и стал задумчиво смотреть на соседские дачи.
«Господи, что же им нужно? — думала я, перемывая посуду в очередной раз. — Для чего они пришли именно сюда? Или это просто случайность?»
Накормив детей, я снова отправила их играть на улицу. Мне не хотелось, чтобы они находились в обществе бандитов.
Когда стемнело, я позвала детей домой, нагрузила их игрушками и велела сидеть в спальне и не высовываться от греха подальше.
Мутный куда-то выскользнул за калитку. Я видела, как он крадется по улице. Отсутствовал он с полчаса. Все это время мы сидели в кухне и молчали. Скворец беспрерывно курил и время от времени тер шишку на лбу. Периодически он бросал на меня злобные косяки, но каждый раз натыкался на твердый, неумолимый взгляд Рябого. Тогда он отводил глаза и бормотал в сторону какие-то ругательства, качая головой.
Я все время боялась, что Рябой куда-нибудь выйдет, например, в туалет, и мне придется остаться со Скворцом наедине.
При мысли об этом сердце мое екало, а душа падала куда-то в пятки. Но Рябой внимательно посматривал то на меня, то на Скворца, и уходить никуда вроде не собирался.
Когда вернулся Мутный, он сразу же отозвал Рябого в сторону. Они снова о чем-то пошептались. Я заметила, что Мутный значительно повеселел после своей вечерней вылазки. Да и взгляд Рябого потеплел.
Мы сидели в кухне, когда раздался скрип калитки. Бандиты насторожились. Мутный сделал всем знак молчать, а сам встал и вытащил пистолет.
— Идите в комнату, — тихо приказал он Скворцу с Рябым, а сам встал в угол и взвел курок.
Бандиты прошли в спальню. Я молилась, чтобы тот, кого принесло в этот час ко мне, не заподозрил ничего и не заорал на весь дачный поселок от страха. Иначе мне и детям — конец.
— Открой, — тихо сказал Мутный. — И смотри не ляпни чего не надо.
Господи, да я и не собиралась! Что же я, ненормальная, что ли, совсем?
Выбежав на улицу, я увидела, что во дворе стоит наш дачный сторож Петрович. Он показался мне таким родным, что я неожиданно для самой себя сиганула к нему на шею, заорав во все горло:
— Дядя Коля!
— Ох, тише ты, Оленька, — смеясь, проговорил старик. — Соскучилась, что ли?
— Да не то слово как, дядя Коля! — искренне ответила я и вдруг всхлипнула.
Правда, я сразу же взяла себя в руки, чтобы Петрович ничего не заподозрил.
Он, по-видимому, счел мой всхлип за проявление чувств и погладил меня по спине.
— Ну ладно тебе. Совсем меня, старого, смутила. Давно приехала?
