– Кажется, да, – ответил он, а я тем временем подкралась к Бэррингеру и осторожно присела рядом, но только наклонилась – лицо к лицу, грудь к груди, – Бэррингер резко встал и мы столкнулись. Лбами.
– Ай! – возмутилась я.
– Сама ай! – ответил он, потирая лоб и довольно ухмыляясь. Интересно, как ему удалось не выронить миску.
Тут Бэррингер посмотрел на меня внимательней, и его лицо застыло.
– Эмми, – сказал он, прижимая ладонь к груди. – Ого!
Я проверила, нет ли у меня на лице кетчупа или других пятен. Джош такое не замечает и, конечно же, не предупредил.
– Что? Что-то на лице? – спросила я.
Бэррингер немного отодвинулся.
– Ты просто… выглядишь иначе.
Я почувствовала, что он говорит искренне, и на сердце потеплело. С нашей последней встречи, которая была еще до Род-Айленда, прошли годы. Я знала, что изменилась. Стала стройней, крепче с виду, отрастила копну вьющихся волос.
Невольно покраснев от удовольствия, я начала благодарить Бэррингера, но он перебил:
– Выглядишь как раз на свой возраст.
– Это я-то на свой возраст выгляжу?
– Ага. – Бэррингер провел пальцем по моей щеке, по-видимому, усмотрев морщинки вокруг глаз, и спросил Джоша: – Слушай, если твоя младшая сестра выглядит такой старой, то мы с тобой тогда на что похожи?
Я рассерженно оттолкнула его руку.
– Спасибо за комплимент!
Джош расхохотался. Я гневно смотрела то на одного, то на другого. Оба хохотали!
– Отлично, – заявила я, вставая.
– Эмми, да ладно, – сказал Джош. – Он просто пошутил. Он не хотел тебя обидеть.
– Правда-правда, – повинился Бэррингер. – Ты замечательно выглядишь. Я тебя даже не узнал сначала.
Так-то лучше.
– Бэррингер, мне все равно, что ты думаешь, – заявила я. Хотя мне было не все равно. Немного.
Бэррингер, наверное, это понимал, ведь я много лет была в него влюблена, пока он не уехал учиться. Я носила брекеты и при нем старалась не раскрывать рта, как будто проблема была в зубах. Одевалась, как девчонки постарше, выпрямляла волосы. Все надеялась, что однажды он приедет и увидит, что я изменилась, что я уже не маленькая.
Теперь еще вопрос, кто тут ребенок.
– А что у тебя с рыболовным магазином? Рыбаком заделалась? – поинтересовался Бэррингер.
Я застыла у двери и уставилась на брата, однако он старательно смотрел в сторону. Мне хотелось объяснить, что я не просто там работаю, но кто знает, что Джош про меня наговорил? Вряд ли он стал вдаваться в детали, что на самом деле я могу многому научиться у жен рыбаков и сделаю стоящий глубокомысленный проект.
– Знаешь, сейчас не самый подходящий момент меня подкалывать, – сказала я. К чему хвастаться фильмом, если за эти годы я так ничему не научилась и не извлекла никакого глубинного смысла.
– Я тебя не подкалываю, – серьезно ответил Бэррингер. – Мне просто интересно, чем ты занимаешься.
– А не мог бы ты поинтересоваться этим немного позже? Я хочу поздороваться с мамой.
– На твоем месте я бы туда не спешил.
– А в чем дело? – оживился Джош.
– У вас в подвале сидят Мойниганы-Ричардсы.
Джош застыл. Его будущие родственники – еще те чудаки, с ними было бы непросто и в более мирное время, не то, что сейчас. Со спины их можно было перепутать, мужа принять за женщину и наоборот: у профессора Мойнигана-Ричардса длинные волосы и тонкие стройные ноги, а у миссис М-Р – мужская стрижка и потертая кожаная куртка, которую она, похоже, никогда не снимала.
– У них были проблемы с парковкой, – пожал плечами Бэррингер. – Рядом с домом родителей Мерил цена оказалась заоблачной, около трехсот долларов за выходные. Поэтому профессора и заявились на своем автофургоне. Приехали всего на пятнадцать минут раньше вас. По-моему, вашей маме немного не по себе.
Последние слова он произнес, словно извиняясь, и я заподозрила, что ему что-то известно про Джоша. Конечно, Бэррингер знал больше меня. Например, фамилию Элизабет. Где она живет. И к чему все это клонится.
Джош поднялся, но я замахала на него:
– Сиди. Я сама посмотрю, что там происходит.
– Точно?
– Точно, точно.
Бэррингер смотрел на Джоша с таким беспокойством, что я тут же простила шутку про возраст. Я бы все ему простила, если бы он смог помочь Джошу.
– Бэррингер, тебе принести пива?
– Да ладно, обо мне не беспокойся, – улыбнулся он.
– Я и не беспокоюсь.
Он снова улыбнулся.
– Тогда неси.
Я улыбнулась и постучала по косяку. Может, все еще будет хорошо. Может, парни еще что-нибудь придумают. Бэррингер – старинный друг, он должен найти подходящие слова. К сожалению, закрывая за собой дверь, я услышала их дальнейший разговор.
– Мерил ведь с ними не приехала? – выдал Джош.
– Нет. По крайней мере, я ее не видел.
– Слава тебе господи хотя бы за это.
Я не раз задавалась вопросом, зачем устраивают большие свадьбы, и пришла к выводу, что в дни торжества участники как бы переносятся в прошлое. Разве не об этом все тосты? Мы выкапываем забавные и очень личные истории, ворошим старые чувства, спешим поделиться своими воспоминаниями. Оживляя прошлое, нам легче проститься с близким человеком, отпустить его от себя в свободное плавание.
Я знала, что на моей свадьбе (а может быть, еще и на этой) мама обязательно расскажет одну историю про меня. Когда мне было лет семь, я заявила маме, что хочу выйти за нее замуж. Мама объяснила, что я не могу выйти за нее замуж, потому что она моя мама. На это я, конечно же, ответила: «Тогда я выйду за папу», – и получила еще один отказ. Тогда уже без особой надежды я спросила, можно ли мне выйти за Джоша. Мама объяснила, что так тоже не пойдет, и у меня началась настоящая истерика: «Ты что, хочешь сказать, что когда-нибудь я вырасту и выйду замуж за совершенно незнакомого человека?!»
Я слышала эту историю много раз. И я, и мама очень любили ее. Эта история напоминала мне самое важное про маму. (Сэди Мередит Эверетт, родилась в 1949 году в г. Ридинг, штат Коннектикут, бывшая учительница, известная в семье как «Непреклонная дева».) В истории ей нравился не конец, где я заявляю, что не хочу выходить замуж неизвестно за кого, а начало, где я выбираю в первую очередь ее.
За кухонным столом мама укладывала на блюдо горы крекеров, фруктов и сыра; еды хватило бы человек на десять. Я остановилась на нее посмотреть: гладко зачесанные волосы, острые скулы, маленькие локотки, шелковый халат. Не изменилась. Я тихонько подошла и обняла ее за плечи. Мама была такой маленькой, хрупкой, я всегда боялась раздавить ее нежные жемчужные косточки.
