Книга Серые братья - Том Шервуд

Чем только можно старался я отвлечь Алис от тяжёлых дум и страданий. Поэтому, когда выпал нежданный снег, я снарядил и отправил кортеж в безжизненный и прекрасный замок Шервуд. Поехали все - даже Луис и Анна-Луиза со своим малышом, - чтобы Алис и Томик были в «детской» компании.

Ехал с нами и «новичок». Им был, - как бы это вас ни удивило, - японец Тай. Он достаточно хорошо уже говорил на английском, так что был в состоянии объяснить мне, что желает жить в замке и выполнять работу, названия которой в английском языке не существует. Я помнил, как он с «Хаузена» пришёл в мою команду, и кем он был для меня в день сражения на плантациях Жабы, и в бешеной схватке с легионерами Города, и в Багдадском плену. Помнил - и согласился мгновенно, без даже самого короткого колебания. (В тот миг он пристально смотрел мне в глаза, но я тогда не придал этому значения.)

Разумеется, нашему выезду предшествовала подготовка.

Когда передние кареты миновали выгнутый, с новыми некрашенными перилами мостик, распахнулись двери-ворота «каминного» зала и на приехавших, ступающих на снег из карет, пахнуло теплом уже вполне обжитого места. Носатый, стоя у полуоткрытой створки ворот, жестами приглашал входить поскорее - чтобы не выстудить зал.

Внутри зал выглядел празднично, даже - роскошно. Все доски и полусгнившие циновки с окон были удалены, и в оконных проёмах стояли новые рамы и стёкла. Прибавилось интерьера: десяток стульев с высокими спинками, - взамен отсутствующих (скорее всего, сожжённых в этом необъятном, больше, чем у сэра Коривля, камине); несколько кресел, двухъярусный гардероб, ковры, пара кушеток, игорный, с зелёным сукном, стол; угол-будуар и угол-кухня. Будуар был отгорожен высокими ширмами, и там, помимо кроватей с пологами, - для дам, - стояли ещё две детские кроватки- корзины.

– Как тепло! - воскликнул я, войдя в зал, и добавил, обращаясь к Носатому: - Ты, видно, всю ночь от камина не отходил!

– Не совсем так, мистер Том, - ответил он, и в голосе его мной угадался оттенок интриги, - здесь отопление позатейливей!

Он поманил меня в глубину зала, жестом попросив не раздеваться, и вывел сквозь незаметную, прятавшуюся в углу дверцу во внутренний двор. Здесь стояли слегка присыпанные снегом бочки с горным углем (молодец, Робертсон!), широкая, жёлтая, свежеотпиленная плаха, на которой алела расчетвертованная туша свиньи, а чуть в стороне сверкала льдистой корочкой и новенькими, такими же жёлтыми досками высокая, с длинным спуском горка для санного катания. Однако Носатый не дал мне полюбоваться на это заснеженное, забрызганное солнцем великолепие, а манил куда-то ещё дальше. Я последовал за ним, и мы вошли в небольшое вытянутое помещение, в котором не было ничего кроме трёх вделанных в стену печей-голландок.

– Эта стена, - догадался я, - общая со «стольным» залом? И это от печей, а не от камина, в нём так тепло?

Носатый кивнул.

– Не знаю, кто возводил эти постройки, - сказал он, поднимая руку к потолку, - но возведены они хорошо!

Когда мы вернулись в зал, в нём царили хохот, топот подкованных каблуков и призывные крики: одетые в недавно сшитые алые камзолы с золочёными пуговицами Робертсон и Готлиб Глаз разносили чашки с расплавленным шоколадом.

Мы жили в замке три дня.

Я не для того упоминаю наш выезд «на нежданный снег», чтобы рассказать о том, как прекрасно и счастливо мы провели эти три дня (хотя Алис так ни разу и не улыбнулась); каким ароматным вышло мясо, зажаренное на букане в камине, как мы вечерами, собравшись за остающимся наполовину пустым столом пили, ели и распевали старинные песни, как выносили в люльках на воздух Алисиного Томика и крохотного Эдвина, и они лежали, закутанные, словно толстые куклы, на свежем, с лёгким морозцем, воздухе и молча таращили в небо свои поблёскивающие глазки, - нет, не для того я всё это упоминаю. Мне важно поведать вам, в каком настроении я получил письмо, которое ожидало меня в нашем доме в Бристоле, когда наш «снежный» поход завершился.

Рука дрогнула у меня, когда я протянул её за поданным миссис Бигль сложенным втрое, грубо залитым воском листом бумаги. Я отлепил воск. «Ну, какие ещё новости мне уготовлены?»

Письма, как такового, и не было. А были старательно выведенные на бумаге два рисунка - подковы и пивной кружки. Кузнец! Очевидно, он как-то узнал, что я вернулся в Бристоль, и вот - прислал приглашение. Да, ведь ни читать, ни писать он не умеет. Как же я про него забыл? И что делать? Отложить поездку к нему до относительно свободного времени? А если оно не наступит? Да оно и не наступит в ближайшем будущем, - получение титула, хождение по кабинетам, ещё ждёт адмиралтейство, восстановление замка… Сейчас! Нужно ехать прямо сейчас.

В двух словах объяснив случившееся домашним, я вышел во двор, взнуздал свежую лошадь и направил её к окраине города, в сторону кузни.

Зимой темнеет быстро, и, когда я подскакал к знакомым воротам с прибитой над ними огромной бутафорской подковой, меня окружала уже непроглядная ночь.

Ночь! Вот - лучшее время для роковых и нежданных событий. Толкнув оббитую овчиной и рогожею дверь, вместе с вкатившимся клубом морозного воздуха я вошёл в дом, где получал когда-то первые навыки мастерства. Кузнец, разводя в стороны чёрные от въевшегося угля руки, поднялся мне навстречу - кряжистый, чернобородый, с улыбкой, которая в своё время казалась мне злодейским оскалом. Мы обнялись.