Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
«Детство и юность прожиты, а что же дальше?» – вот основной вопрос, которым я задаюсь в этой книге. «Что, с точки зрения развития, происходит с людьми после того, как они расстались с детством?» Некоторые, конечно, будут утверждать, что этого расставания вовсе не бывает. В данной книге высказывается противоположная точка зрения. Я считаю, что большинство людей в своем развитии достигают гораздо большей целостности и завершенности, чем та, которую можно хоть сколько-нибудь интересно и убедительно объяснить лишь (очевидными) повторами. Однако мой тезис вовсе не состоит в том, что существует огромное множество моментов выбора или что число видоизменений граничит с бесконечностью, как это происходит с образом «Протеева „Я“», предложенным Робертом Джеем Лифтоном. Вполне возможно, что происходит множество перемен и перестроек личности и характера (так называемые «стадии развития»), но вслед за Юнгом я придерживаюсь позиции, что существуют две большие эпохи развития – первая и вторая половины жизни. Первая половина – это рост и адаптация, а вторая – консолидация и углубление. Хотя важные события в психологическом развитии и происходят в младенчестве и детстве, лично для меня наиболее интересным и духовно важным этапом является зрелость – средний возраст и старше. Я не считаю, что идентичность в сколько-нибудь значительной степени формируется до середины жизни, т. е. обычно это происходит где-то к сорока годам. Идентичность эта восходит корнями к тому, что Юнг называет самостью, а не к более ранним психосоциальным структурам, направленным на приспособление и адаптацию.
Я вовсе не имею в виду, что мы можем стать кем угодно, идеальным Я. Такова типичная иллюзия первой половины жизни; возможно, она важна и необходима для формирования амбиций и уверенности в себе в юности, чтобы необходимые для адаптации усилия были по плечу. Но и нашей психике, так же как и нашим телам, заданы свои пределы. В психологической жизни идеалы могут оказаться столь же недостижимыми, как и в физической. Мы можем желать физически походить на Майкла Джордана, но лишь немногие могут похвастать тем, что хотя бы приблизились к его атлетическому сложению. В западных религиозных традициях упор делался на попытку стать богоподобным посредством imitatio Dei или imitatio Christi[18]. Это может оказаться не более достижимым, чем стать уменьшенной версией Майкла, имитируя его движения на баскетбольном поле. Когда мы рассматриваем жизнь людей эмпирически, мы обычно видим картину, полностью отличную от того, кем хотят быть или казаться эти люди. Если человек живет достаточно долго, он становится самим собой, не всегда соответствуя идеалу, его могут сторониться или презирать. Ведь самость – это не то, что мы выбираем, а то, что выбирает нас.
Мне интересно исследовать, что доподлинно происходит во внутреннем мире, когда детство с его общеизвестными «стадиями», шрамами и комплексами осталось позади и человек «вырос» не только хронологически, но и психологически. Какими средствами и по какому замыслу лепится остаток нашей жизни, если это не детские паттерны и не «итоги» юности? Начинается ли во взрослом возрасте психологическое развитие иного типа? Если человек прекратит оглядываться на детство с сожалением и страстным желанием идеального рая или возвращаться мыслями в юность, обуреваемый мечтой о вечной молодости, еще большей экспансии Эго и власти над миром, равно как и о физическом совершенстве, отрицающем старость (но разве не должны мы все, в конце концов, это сделать?), то есть ли возможность второго рождения, второго начала?
Я считаю, что такая возможность есть и появляется она в среднем возрасте или в какой-то момент зрелости, после того, как закончилась первая эпоха жизни. Иногда это развитие начинается довольно рано – в тридцать лет, например. Обычно считается, что это происходит около сорока, иногда даже позже, когда человеку за сорок или даже около пятидесяти. Так или иначе в определенный момент начинается вторая, необратимая эпоха физической и духовной трансформации, подобно тому, как это происходит в юности, только с иным психологическим содержанием и значением. Новое развитие, используя старые структуры, выходит за их пределы.
Я предлагаю следующую схему циклов жизненного развития. Кульминацией детства (первая стадия гусеницы) оказываются метаморфозы подросткового периода, когда сексуальность становится частью биологической и физиологической сущности. Это приводит к новой психосоциальной идентичности (персоне), которую Эрик Эриксон очень хорошо описывает в своих работах о подростковом возрасте, и к формированию взрослого человека, чье истинное Я тем не менее все еще латентно и скрыто адаптивными структурами и требованиями данного этапа жизни. Это второй этап гусеницы. Венцом его является метаморфоза среднего возраста, когда рождается подлинное Я (самость). Во второй половине жизни это Я наполняется собственным содержанием и реализуется. Возможно, существует третий этап гусеницы, между средним возрастом и старостью, когда происходит еще одна трансформация. Эта последняя метаморфоза дает ощущение себя как высокодуховной и ориентированной на вневременное сущности, поскольку человек готовится к окончательному расставанию и к тому, что становится четвертой трансформацией, т. е. к физической смерти. В этой книге я буду рассматривать в основном второй этап трансформации – средний возраст и следующий за ним период, который простирается до старости, – но в примерах, которые я привожу в четвертой главе, есть и рассуждения, касающиеся третьего этапа трансформации в старости.
Прежде чем использовать бабочку как метафору человеческой психологической трансформации во взрослом возрасте, я бы хотел сказать пару слов в защиту образного мышления. Для некоторых людей это очень сомнительное с интеллектуальной точки зрения мероприятие. Те, кто склонен к абстрактному, математическому или чисто логическому мышлению, часто опасаются использования метафор и образов. Они считают, быть может, вполне справедливо, что метафоры могу привести нас к заблуждениям и ошибкам. Взять, к примеру, алхимиков, упорствовавших в попытках превратить неблагородный металл в золото. Химия не могла стать истинной наукой, пока практики этого лабораторного спорта не отказались от своих темниц и драконов.
Таковы возможные аргументы. Осторожнее с метафорами! Подобная линия рассуждений, без сомнения, является во многих отношениях корректной, особенно в том, что касается бессознательных метафор, способных поймать конкретное мышление в ловушку.
Однако, в конце концов, эта позиция оказывается бесплодной и навязчивой, она применима не ко всем областям знания. Метафоры помогают нам проложить путь к постижению неизведанного. Они способствуют рефлексии и открывают новые пути. На самом деле без метафор невозможно мыслить. Так, словосочетание «новые пути» в предыдущем предложении использует метафору для сравнения мыслительного процесса и улицы. Она полезна, а не вводит в заблуждение. Метафорическая образность расширяет диапазон нашего мышления и дает возможность по-новому применить старые знания и способы поведения. Философы Лакофф и Джонсон в своей книге «Метафоры, которыми мы живем» доказывают, что метафоры являются основой для формирования понятий. Использование метафор вплетено в полотно мыслительного процесса и является по отношению к нему фундаментальным явлением. Разговорный язык насыщен метафорами, и общаться, не используя их, просто невозможно. На самом деле наше представление о реальности в значительной степени строится на метафорах. «Обычная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, по самой природе и основе своей метафорична»,[19]– утверждают Лакофф и Джонсон. Это не означает, что метафоры не могут ввести в заблуждение, но это означает, что мы не можем избавиться от них. И как убедительно показали процитированные авторы, метафоры необходимы, если мы хотим составить о чем-то представление.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
