Вэлентайн Лоуз оказался не ахти какой добычей. По-видимому, такого следовало отшить с ходу, но надо же было с кого-то начинать. Лет на пятнадцать ее старше, он распространял вокруг себя запах трубочного табака и дегтярного мыла. В первый раз подойдя к прилавку, мужчина поблескивал обручальным кольцом; через пару минут, когда он подошел вторично – видимо, желая получше разглядеть Барбару, – кольца уже не было. Однако заговорил он только с третьего подхода.
– Ну-с, – начал он, будто ручеек прежней беседы внезапно иссяк. – Бываете где-нибудь? Часто?
– Ой, даже не знаю, – ответила она. – Не так часто, как хотелось бы.
– «Хутелось бы», – подхватил он. – Какая прелесть. Откуда вы приехали? Постойте, я сам угадаю. У меня тренированный слух. Понимаю, что «уткуда-то с севера», но откуда конкретно – вот вопрос. Из Йоркшира?
– Из Ланкашира, а конкретно – из Блэкпула.
Он без зазрения совести пялился на ее грудь.
– Сабрина тоже родом из Блэкпула, верно?
– Понятия не имею, кто такая Сабрина, – отрезала Барбара.
– Вот как? Я бы считал, ваши земляки должны ею гордиться.
– Нет, не гордятся, – сказала Барбара. – Знать бы еще, кто она такая.
– Она даже внешне похожа на вас, – добавил Вэлентайн Лоуз.
– С чем ее и поздравляю.
Он с улыбкой продолжал гнуть свое. Бойкий язычок девушки нисколько его не заинтересовал. Другое дело – ее сходство с Сабриной.
– Итак, «мисс Блэкпул». – Она вздрогнула, но это было сказано просто для красного словца. – Куда бы вам хотелось пойти?
– Я-то знаю, а вы дознайтесь.
Она готова была дать себе пинка. Такой тон годился для пикировки с каким-нибудь хлыщом в «Зимнем парке», но здесь был совершенно не к месту. Сейчас она будто устроила возню, а ведь Марджори ее предостерегала. По счастью, а может, по незнанию лексикона субботних танцулек, мужчина пропустил мимо ушей короткий всплеск ее высокомерия.
– Постараюсь, – терпеливо сказал он. – Но у меня к вам есть встречное предложение.
– Не сомневаюсь, – вырвалось у нее.
Она ничего не могла с собой поделать. На протяжении всей своей сознательной жизни, вернее, той ее фазы, которая занимала мужчин, Барбара привычно давала им отпор. А теперь вдруг оказалось, что вести себя нужно иначе – подавляя рефлекс, который верой и правдой служил ей не один год.
– И правильно. Денежки лишними не бывают. Разве я завел бы с вами разговор, не будь у меня предложения?
Оценив его грубоватую откровенность, Барбара улыбнулась.
– Я запланировал деловой ужин. С клиентом. Он придет со своей дамой и предложил мне последовать его примеру.
В прошлой жизни она бы тут же съязвила насчет кольца, но теперь училась придерживать язык:
– Очень мило.
До телевизора было еще далеко, но первый шаг она сделала.
Марджори посоветовала ей одолжить наряд в универмаге. Оказалось, продавщицы не стесняются так поступать. В обеденный перерыв Барбара взяла сумку, поднялась на другой этаж, пошушукалась со знакомой продавщицей и пошла обратно, унося с собой открывающее коленки эффектное красное платье со смелым вырезом. К назначенному часу она вспомнила о своих возможностях, слегка подкрасила губы и поддернула кромку юбки. Давненько она ничего подобного не делала.
– Умереть не встать! – воскликнула Марджори; Барбара заулыбалась.
Вэлентайн Лоуз заказал столик в клубе «Городская легенда», чтобы послушать Мэтта Монро – между прочим, любимого певца тети Мари. Афиши у входа гласили, что в другие дни здесь выступают «Сьюпримз», Хелен Шапиро, Клифф и «Шедоуз»{10} – кумиры девчонок с работы. Мэтт Монро был артистом из прошлого – из эпохи Блэкпула. Следуя за метрдотелем через ресторанный зал, Барбара отметила, что годится в дочери большинству посетителей.
Ее новый знакомый в одиночестве поджидал за столиком на четверых у самой сцены. Не спросив Барбару, он заказал «Дюбонне» и лимонад; разговор пошел о работе, о Лондоне, о ночных клубах, а потом Вэлентайн Лоуз поднял взгляд и просиял:
– Сидни!
Но Сидни, лысый, усатый коротышка, не выказал восторга, и у Вэлентайна тут же стало меняться выражение лица, да так причудливо, что Барбара лишь терялась в догадках. Сначала на его губах заиграла улыбка, потом улыбка исчезла, а в глазах, на миг округлившихся, мелькнуло потрясение. Затем улыбка вернулась, но в ней не было ни тепла, ни радости.
Клуб «Городская легенда»
– Одри! – произнес Вэлентайн.
Одри, краснолицая толстуха, пришла в нелепо длинном платье. Нетрудно было догадаться, что это жена Сидни. Чем дальше, тем яснее Барбара понимала: произошло недоразумение. Сидни решил, что встреча будет семейной («наши дамы», «наши верные подруги» – как-то так), а Вэлентайн, в свою очередь, пригласил Барбару, подумав, что на этот вечер планируется кое-что совсем другое – не «дамы», а «дамочки». По всей видимости, приятели нередко устраивали вечеринки обоих типов, отсюда и произошла эта путаница. Жизнь состоятельных женатых мужчин – штука настолько сложная и коварная, а коды общения настолько двусмысленны, что Барбара могла лишь удивляться, почему такие коллизии не возникали на каждом шагу. Впрочем, не исключено, что возникали. Вполне возможно, что сидевшие в зале женщины самого разного возраста готовы были испепелить друг дружку взглядами.
– Мы с Вэлентайном отойдем к бару, обсудим небольшое дельце, – сказал Сидни. – Просим нас извинить – буквально на пять минут.
Вэлентайн поднялся со стула и, кивнув женщинам, последовал за Сидни, который злобно топал впереди. Очевидно, эта нестыковка грозила суровыми последствиями. Верная подруга Сидни без труда могла догадаться, кто такая Барбара и какова ее роль; а дальше напрашивался вывод, что муж с приятелем и раньше устраивали тайные вечеринки без жен. Вэлентайн, пошевели он мозгами, должен был бы с самого начала представить Барбару как свою родственницу, или секретаршу, или инспекторшу по надзору за условно-досрочно освобожденными, но вместо этого он позволил увести себя к стойке бара, чтобы получить выволочку от Сидни, и предоставил женщинам делать собственные умозаключения.