Маликов, предвкушая встречу с Наташкой, широко улыбнулся: они не виделись лет десять, но он почему-то пребывал в уверенности, что Белкина ничуть не изменилась. Такие девчушки, подсказывал ему богатый жизненный опыт, такие шустрые девчушки не меняются с годами. Наверняка, она такая же прыткая и боевая, как в студенческие годы. Может быть, только стала еще более жадной до секса. У женщин с годами это бывает…
Маликов вздрогнул, увидев на своем пути две непонятно откуда возникшие фигуры. Они словно материализовались прямо из воздуха — Игорь Андреевич не слышал ни шагов, ни дыхания, на шороха одежды.
Машинально продолжая двигаться вперед, он все не мог поверить, что эти двое незнакомцев, преградивших ему дорогу, пришли сюда именно по его душу. Кто знал, что он окажется здесь, кроме Наташки? Да никто! А Наташка — она же… Она же не из этого круга.
Игорь Андреевич поднял голову — до этого он шел глядя себе под ноги — и заметил наконец, что лица незнакомцев скрыты под черными шерстяными шапочками, натянутыми до подбородка. Только для глаз были сделаны узкие прорези.
— Да мать вашу!.. — громко сказал Маликов, не чувствуя ни страха, ни даже волнения. Его охватило страшное раздражение, перешедшее через мгновение в бешеную злобу: что же они, суки, и здесь ему покоя не дают?! Сколько можно эти игры продолжать?! Он же взял тайм-аут, он же приехал отдыхать! Почему же они не оставят его в покое?!
Страх не пришел к нему и тогда, когда Маликов увидел в руках одного из незнакомцев короткий автомат с необычно толстым стволом (он будто выхватил тот откуда-то из-за спины), а второй незнакомец махнул в это время в сторону Игоря Андреевича пистолетом.
— Да мать… — снова начал Маликов, бросившись вперед и пытаясь прорваться сквозь живую стену, смять ее.
Но, почти одновременно, в грудь, в живот и в шею депутата ударили пять пуль: четыре — автоматные и одна — выпущенная из пистолета с глушителем.
Маликов задохнулся от боли, в горле его забулькало что-то горячее. Игоря Андреевича отбросило к стене, и шахта лифта перед его глазами медленно поползла вверх. Потом перед ним снова встал незнакомец в маске: сейчас он вдруг показался Маликову неожиданно высоким — смотрел на депутата сверху вниз.
Игорь Андреевич хотел было поднять руку, чтобы закрыться, защитить себя, но рука не послушалась. Не слушалось вообще все тело — он не чувствовал ничего, кроме жгучей, рвущей внутренности боли. К тому же Маликов обнаружил (поводив глазами), что он уже не стоит на ногах, а сидит, привалившись спиной к стене лестничной площадки… Незнакомец поднял пистолет и выстрелил депутату точно в лоб.
Приказ из «Штаба»
— Ну ни хрена себе! — Максимов вытряхнул из пачки папиросу, привычно дунул в мундштук, сдавил его пальцами в двух плоскостях и сунул в рот. — Нет, ты видел?
— Что? — Карпов повернул голову, оторвавшись от экрана монитора, руки же его остались лежать на клавиатуре компьютера.
— Да прервись ты, в натуре! Как автомат работаешь.
— Так прет, Николаич! Надо, пока прет, фиксировать.
— Эх, писатель, мать твою! Ты посмотри лучше — что на свете-то творится. Вот тебе и новый сюжет.
— А что такое?
— Ну я же говорю — послушай!
По телевизору шла программа утренних новостей.
«…Сегодня было совершено покушение на депутата Государственной думы Игоря Маликова. Ночью, прямо на лестничной площадке одного из домов, расположенных вдоль набережной канала Грибоедова, двое неизвестных напали на приехавшего в наш город с частным визитом депутата и, произведя несколько выстрелов из автоматического оружия, нанесли Игорю Маликову тяжелые ранения, от которых он скончался на месте. По факту убийства возбуждено уголовное дело; следствие ведет городская прокуратура. Мы выражаем свои соболезнования родным и близким Маликова. Будем подробно информировать вас о ходе следствия. Сегодня, в двадцать часов, в передаче «Тет-а-тет» депутат законодательного собрания Санкт-Петербурга Василий Митрофанов в прямом эфире выскажет свою точку зрения на происшедшее ночью на канале Грибоедова. А теперь — о погоде…»
— Что скажешь? — спросил Максимов.
— Ничего хорошего не скажу. Кажется, снова война затевается, Николаич. Эх, мать ее так, ни минуты покоя!..
— А ты-то что задергался? Нам-то какое до этого дело? Лично я — все, ушел оттуда. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел… Пускай теперь они там друг друга гасят, а с меня хватит.
— Ты так думаешь?
— А ты, писатель, что — хочешь снова повоевать? Мало тебе?
— Я-то как раз не хочу, но, боюсь, без нас там не обойдется…
— Отчего же так?
— Знаешь, Николаич… Всем хорошим, что во мне есть, я обязан книгам. Кто это сказал?
— Не помню.
— И я не помню. Да и неважно.
— Ты к чему это?
— А вот к тому: я, конечно, не Лев Толстой, но несколько книжек, каких-никаких, все-таки написал. Ремеслом потихоньку овладеваю…
— Ну? Не тяни! При чем тут книжки твои?
— Понимаешь, я начал понимать, что не может быть в детективе незначительных сюжетных линий.
— То есть?
— То есть, если, на первый взгляд — случайно, писатель где-то упомянул кого-то или что-то, то это «что-то» или этот «кто-то» обязательно потом сработает в сюжете.
— Ну, это еще Чехов сказал, — с умным видом произнес Максимов. — Если на стене висит ружье…
— Да-да! Только тут немного по-другому. Сейчас я говорю о, так сказать, побочных сюжетах — о второстепенных линиях.
— Ладно, хорош меня грузить. По этому-то случаю что ты имеешь?
— По этому? По этому… Боюсь, как бы нас не поимели.
— С чего вдруг?
— Посмотрим. Я пока и сам не знаю. Только не нравится мне это все.
— Что не нравится? По-моему, все в порядке. Я о лучшей доле и не мечтал. Думал, замочат нас совсем.
— Вот-вот.
— Согласен? — оживился Максимов. — Согласен, да? Вот и я говорю: посмотри на всю мою жизнь! Сначала был советским инженером, рядовым, простым мужиком. Потом — почти что в бомжа превратился. Перестройка, мать ее так, довела. Следишь?
— Ну…
— Ну и ну! Короче, вот забомжевал. Казалось бы, все потерял, на самое дно ушел.
— Ну, положим, не на самое еще.
— А много ты-то про дно знаешь?
— Малость видел.
— Когда? Когда в ментовке работал?
— Да. А что? Это не то дно? Ты другое какое-то дно знаешь?
— Ладно. Пусть так… Ну, вот, короче, лежу на дне, лежу в говне. Ха, стихи!.. И случайно сталкиваюсь с бандитами. Начинаю у них пахать. Ты следишь?
