Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
С некоторой вероятностью можно прогнозировать, что размывание нынешней этнической базы западной элиты может привести к замедлению институционального развития по всей планете. Тогда может наступить нечто вроде «новейшего средневековья» — как известно, средние века наступили тогда, когда варвары, равнодушные к достижениям античной культуры, разрушили и захватили Римскую империю.
Кстати, феномен «исчезновения положительного западного примера» в некоторых локальных сферах можно увидеть уже сегодня. Например, чем более США в своей «борьбе с терроризмом» прибегают к различным жестким мерам внешней и внутренней политики, тем чаще в России апелляции к американскому опыту используют не западники и либералы, кому это вроде бы положено, а сторонники «сильной государственности». Первоначально они к этому прибегали для того, чтобы «поддеть» либералов, но теперь уже и поддевать некого, поскольку по количеству апелляций к западному опыту наши государственники стали большими западниками, чем сами западники. Вспоминается реплика мэра Москвы Юрия Лужкова, посетившего Америку вскоре после 11 сентября и пораженного тем, что американские пограничники при осмотре заставили его снять обувь — тогда такие методы были еще в диковинку. Вывод московского мэра был замечателен. Он сказал: «А мы все чего-то стесняемся!». Правильный ответ либералов на эту новую ситуацию должен заключаться не в том, чтобы оправдывать США, не в том, чтобы доказывать, что американская жесткость более справедливая, эффективная и цивилизованная, чем российская, а в том, что если Америка в чем-то отступает от демократии, то мы должны не радостно отступать от нее еще дальше, а защищать демократию вопреки Америке. Российским сторонникам демократии еще только предстоит освоить новую стратегию, исходящую из того, что они являются сторонниками именно демократии, а не американской модели, какой бы она ни была.
Впрочем, все эти прогнозы достаточно гадательны, а достоверно можно сказать вот что. Лидером является страна, ставшая источником просвещения— вольного или невольного, добровольного или принудительного, — но просвещения. В XVIII веке вся Европа— от Адама Смита до Петра Великого— восхищалась Нидерландами. Сегодня США, руководствуясь различными — наверняка исторически не очень важными — мотивами, взяли на себя функцию «насильственного просветителя» некоторых стран и народов. Если знамя «мирового просветителя» — то лидером станет тот, кто это знамя подхватит. Именно поэтому Китай мировым лидером быть не может, сколь бы ни было огромно его население и как бы быстро ни развивалась его промышленность. Кстати, развивается она быстро по причинам, которым не стоит завидовать. Среди этих причин — дешевизна рабочей силы и либеральность экологических норм. Несколько утрируя, можно сказать, что если Китай — это не то четверть, не то треть человечества, то страной-лидером будет та, что возьмет на себя роль просветителя Китая.
России удалось создать свою империю в том числе и потому — или, точнее, «в связи с тем», — что ей был дан исторический шанс быть цивилизатором и модернизатором для многих народов и территорий. Однако этот шанс был использован Россией, потому что она сама активно впитывала европейское просвещение. Сегодня же и среди пишущей братии, и в политических кругах иногда бытуют странные настроения, что можно руками и ногами отбиваться от всего лучшего, что наработано западной практикой, и одновременно ждать, что на нас, как божий дар и как нефтяные цены, с неба падет роль «лидера» и «сверхдержавы». Пока наши государственники пребывают в этой мечтательности, Казахстан обгоняет Россию по многим важнейшим реформам, например, реформе железных дорог, или по принятию некоторых законов, касающихся фондового рынка. Если раньше мы могли говорить, что «зато в России лучше, чем в Казахстане, с демократией и свободной прессой», то теперь и по этому критерию позиции двух стран сравнялись. Россия все более вписывается в роль объекта, а не субъекта исторического процесса, в роль «сырья» истории, и не потому, что она бедна или слаба, а потому, что в существующем сегодня на мировой арене раскладе она скорее может играть роль просвещаемого, чем просветителя.
Лидером сегодня является тот, кто берет на себя роль «учителя» для будущих наследников западной цивилизации.
Часть 2. Что будет после капитализма?
«Ноосферный социализм»
Отвращение к капитализму остается неотъемлемой частью культурного наследия, доставшегося от Советского Союза. Не стоит забывать, что марксизм обладал и обладает огромным обаянием и был еще неоцененной во всей своей громадности интеллектуально-воспитательной силой.
Поэтому крушение социалистической экономики не сопровождалось столь же основательным крушением марксистской идеологии — других интеллектуалов и в особенности других преподавателей гуманитарных дисциплин в ВУЗах в России просто не было. Люди, чье сознание было преобразовано многими десятилетиями господства одной идеологии, никуда не делись, а среди преподавателей высшей школы концентрация тайных или даже бессознательных адептов марксизма была особенно велика. Ну а эти преподаватели готовили себе достойную смену.
С таким наследием российская культура не может не быть в значительной степени «социалистической» и «антикапиталистической».
В пространстве современной русскоязычной общественной мысли можно отыскать взгляды сторонников более или менее ортодоксального марксизма-ленинизма, сохранивших свои подходы к истории в почти полной неприкосновенности с советского времени. О манерах авторов этого типа стоит сказать — без оценки, только ради констатации факта — то же, что говорили о французских аристократах эпохи реставрации: «они ничего не забыли и ничему не научились». Для анализа современной ситуации в мире современные марксисты считают вполне достаточным ссылаться на Маркса, Ленина, и — в качестве особого интеллектуального изыска — на Розу Люксембург. Ничего нового за последние 100 лет, по их мнению, в мире открыто не было. Есть авторы, которые находят уместным теперь, с двадцатилетним перерывом публиковать свои монографии о политической экономии социализма, которые в свое время не были опубликованы из-за наступившей перестройки.
Для авторов этого типа никакой загадки в вопросе «что может быть после капитализма» нет, поскольку ответ на этот вопрос хорошо знали еще большевики в начале XX века, и к их знаниям можно добавить лишь некоторые новые аргументы вроде экологического кризиса капитализма или слов о кризисе «фаустовской цивилизации», то есть и Шпенглер оказывается на стороне Ленина.
Капитализм должен сменить социализм, социалистическая революция 1917 года есть первая ласточка этой глобальной трансформации, ну а крушение мировой социалистической системы — это просто случайность, временное отступление, недоразумение, порожденное либо бездарностью Горбачева, либо насильственными действиями «империализма». Но победа капитализма лишь временная, и, кстати, важным аргументом тут является быстрое экономическое развитие Китая, который — как в этом уверены российские марксисты — продолжает строить социализм.
Рядом с носителями традиционных «ленинских» взглядов на историю существует другой тип наследников советской культуры, существуют авторы, разум которых признает поражение социализма, но сердце не хочет этого делать, и которые в силу этого стремятся сохранить «не букву, но дух» советской модели, а точнее «все лучшее, что в ней было». У левых политиков и мыслителей этого типа — а их ряд, несомненно, открывается именем Михаила Горбачева — социализм становится не особенно определенной, но противостоящей капитализму тенденцией по улучшению всего и вся, по внесению в общество начал нравственности и духовности. Поскольку капитализм отождествляется с грубой реальностью, а социализм после его крушения можно ассоциировать исключительно с высокими мечтами, то социализм становится привлекательным, но несколько неконкретным, скорее совокупностью пожеланий по улучшению общества. Известный перуанский экономист Уэрта де Сото навал такого рода концепции «идиллическим социализмом». Идиллическое отношение к социализму распространено по всему миру, и многие выдающиеся интеллектуалы планеты, несмотря на все произошедшие в XX веке события, считают нужным иметь про запас концепт, в котором бы концентрировались все их недовольство несовершенством общества и все надежды на его улучшение. Так, всемирно известный итальянский социолог и экономист Джованни Арриги, признавая, что термин «социализм» дискредитирован, считает, что тем не менее его надо использовать в новом смысле, как «взаимное уважение людей и коллективное уважение к природе», причем «все это может быть организовано скорее через регулируемый государством рыночный обмен при поддержке труда, а не капитала».
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
