Мэл читала эти журналы с благоговением. Она находила в них ответы на любые вопросы, у меня же они вызывали одно недоумение. Мэл понимала эти журналы, а они понимали ее. «Мне надоело находиться по ту сторону баррикад, — думал я, изучая полки. — Я хочу наконец разобраться, что происходит с моей девушкой».
Выбрав «New Woman», я пробежал глазами по заголовкам, а затем выбрал «19», «Company» и еще целую кипу похожих журналов. Получив двадцать девять пенсов сдачи с двадцатифунтовой купюры, я отправился назад. Прошмыгнув мимо нашего Постового (Бриджет, к счастью, была занята обсуждением по телефону вчерашней серии «Улицы коронаций»[9]и не обратила на меня внимания), я вернулся на свое рабочее место и спрятал журналы в нижнем ящике стола, в котором обычно храню бутерброды, резинки и коллекцию стэплеров.
Как только горизонт освободился от начальства, я вытащил первый журнал, оказавшийся «Cosmopolitan», и начал приводить свой план в исполнение. Уперев язык в щеку, я уверил себя, что смогу найти ответы на все интересующие меня вопросы, как если бы этот журнал был кофейной гущей, на которой можно погадать.
Еще раз оглядевшись, нет ли подслушивающих и подсматривающих, я закрыл глаза, распростер руки над журналом (и его бесплатным астрологическим приложением) и зловещим голосом произнес: «О, великий Cosmopolitan! Твоими устами глаголят все женщины мира. Ответь же на мои вопросы:
1) Почему, спустя четыре года, Мэл вдруг захотела выйти замуж?
2) Почему Мэл настаивает на обсуждении такого рода вопросов во время моих любимых телепередач?
3) Какой длины юбки будут носить в этом сезоне?».
Тут я не удержался и явственно захихикал. Моя коллега Элен (шотландка), сидевшая за соседним столом, вздрогнула и уставилась на меня с изумлением. Похоже, она решила, что я сошел с ума, и, пожалуй, была не так уж далека от истины.
— Что ты там делаешь? — спросила она, выглядывая из-за компьютера.
— «Cosmopolitan» — это моя кофейная гуща, — с каменным лицом ответил я. — Я спрашиваю его про женщин.
— А, тогда понятно, — заявила Элен, привыкшая не задавать вопросов по поводу моего ненормального поведения. — Когда закончишь, дашь почитать?
— Конечно, — сказал я. — Через пару минут.
«Пара минут» превратилась в полтора часа. К тому времени, когда я просмотрел все журналы, рабочий день закончился. Я сложил их аккуратной стопкой у Элен на столе и отправился домой. Нечего и говорить: ответы на первый и второй вопросы я не нашел, а что касается третьего, то ничего ценного по поводу юбок я тоже не узнал.
Не получив ни одного стоящего совета от женских журналов, я решил прислушаться к сестринской мудрости. Верни была на два с лишним года меня старше и в нашей семье всегда верховодила. При одном родителе она быстро взвалила на себя роль главы семейства.
С годами мало что изменилось. За последние двадцать лет Верни перестала воздействовать на меня физическим способом, но ее острый язычок так и не угомонился. Что касается ее мужа Чарли, то он был довольно миролюбивым парнем, и вместе они дополняли друг друга, как Инь и Ян, образуя едва ли не идеальную пару. На самом деле Чарли был классным парнем. Я завидовал его спокойствию и бесхитростной мудрости. Ему нравились те же простые вещи, что и мне: любовь хорошей женщины, разговоры ни о чем за кружкой пива и футбол. Поэтому неудивительно, что стоило им с Верни переехать из Дерби в Лондон и поселиться в огромном доме по соседству с нами, как Чарли стал нашим с Дэном лучшим другом, собутыльником и вообще третьим мушкетером.
— Что случилось? — спросила Верни, едва открыв дверь. — Ты выглядишь таким несчастным.
— Черт его знает, — ответил я, глядя, как пар из моего рта поднимается к ночному небу. — Я думаю, это прозвучит довольно странно, но я сам не понимаю, что именно не так.
— Заходи, — сказала она, и мы вместе прошли на кухню.
Она налила себе чашку чая, а мне протянула стакан со льдом и банку «Лилта»[10].
Мы перешли в гостиную, и, пока Верни пересказывала во всех подробностях события своего рабочего дня (она работает системным аналитиком в большой компьютерной компании в Сити), я посасывал лед и размышлял о том, чем сейчас может заниматься Мэл. Вскоре Верни поняла, что я ее не слушаю.
— Ладно, поговорим-ка о тебе, — с притворным гневом запустив в меня подушкой, сказала она. — Ты ведь для этого пришел? Ты до такой степени погружен в себя — прямо жутко становится.
Она внимательно на меня посмотрела.
— Дело в Мэл, не так ли?
Я кивнул.
— Вы поругались, потому что ей надоело уговаривать тебя жить вместе?
— Близко, но не совсем.
Верни приподняла брови.
— Неужели она задала Главный Вопрос?
Я опять кивнул.
— А откуда ты знаешь, что мы поссорились? Ты с ней уже разговаривала, что ли?
— Нет, конечно. — Верни закатила глаза, как бы сокрушаясь от моей тупости. — И провидческого дара у меня, кстати, тоже нет. Даф, это же и дураку понятно.
— Она приблизительно то же самое сказала, — пробормотал я, стягивая ботинки.
— Судя по твоему голосу, ты не согласился, — предположила Верни.
— Я одного не понимаю, — вздохнул я, — если даже ты обо всем знала, то почему я-то ни о чем не догадывался?
Покачав головой, Верни показала универсальный жест, означающий мужскую глупость.
— Еще бы это не было для тебя новостью, братец. Почему? Да потому что для тебя все новость.
Следующие пятнадцать минут я выслушивал одну из ее обычных лекций о жизни, любви и всем том, что напихано между ними. Впрочем, эта лекция имела определенную направленность: она была о мужчинах, не придающих значения мелочам, поскольку те кажутся им несущественными, а между тем именно мелочи лежат в основе всего сущего. Свою речь она закончила обвинительным пассажем: «Вы существуете в своих маленьких эгоистичных мирках, совершенно игнорируя то, что может быть неприятно женщинам, а потом удивляетесь — что это вы сделали не так?»
По тому, как длинна, пространна и эмоциональна была ее импровизация, я догадался, что Чарли в чем-то провинился и слова Верни предназначались в первую очередь ему, а не мне. В эту минуту появился Чарли — чувство времени у него было потрясающее. Он только что вернулся с работы из отдела планирования Вестминстерского муниципального совета.
— Как дела, приятель? — поинтересовался он, войдя в комнату.
Метнув портфель на пол, он принялся снимать ботинки.