— Эй, ребята, что творится? — прочавкал Николас. Чуткий сквозь шоколад. Похоже, если он за день пятнадцать тысяч калорий не сожрет, то или умрет, или еще что-нибудь в этом же духе отмочит.
Я в упор посмотрела на него.
— Знаешь, не хочу быть грубой, но валил бы ты отсюда!
Но момент был упущен.
— Гм, видишь ли, у нас с Фран одно чрезвычайно важное дело, мы уже давно собирались…
— Ага, и называется оно «вышвырнуть Николаса», — заметила Фран, и отнюдь не вполголоса.
— О чем речь, детка, нет проблем! Как насчет того, чтобы я заскочил за тобой в семь? Сходим на отпадно дорогой ужин за счет моего клиента, чав-чав-чав!
— К сожалению, наше с Мел дело займет целую вечность, — сказала Фран. — Ужасно жаль. Но тебе пора. Сейчас же.
— Эй, остынь! Никто не скажет, что Николас Снодли не понимает намеков.
Я метнулась на другой конец комнаты и принялась ворошить расставленные по алфавиту компакт-диски Линды — а то вдруг Николас целоваться на прощанье полезет. Диски Линды: «Величайшие песни о любви № 1», «Величайшие песни о любви № 2» и в качестве разнообразия — «Величайшие в мире песни о любви». Еще какие-то дельфиньи звуки.
— Мел, детка. Я тебе скоро звякну, лады? Насчет гулянки для ценителей Брайана Мэя[2].
— Несомненно, — проговорила я. — До свидания.
Николас все еще строил из себя крутого.
— Да, кстати, какой там у тебя номер?
Я собиралась ему что-нибудь наврать, но нервы у меня были на пределе, так что номер я по ошибке дала правильный.
— Ну, чао, детки, — пропел Николас, пригнувшись, проскочил в дверь и был таков.
Клянусь, из коридора донеслось «чав-чав-чав».
Камень с плеч, подумала я, снова взяв в руки открытку. Потом вернулась к дивану, села рядом с Фран и уронила голову ей на плечо.
— Пожалуйста, не надо больше Николаса, — попросила она.
— Но ты же так оттянулась.
— Мел, клянусь, я лучше прокушу себе горло, чем еще раз подпущу тебя к этому восьмифутовому слизняку.
Я вяло теребила открытку.
— Мне так не хватало его.
— Знаю.
— И сейчас не хватает.
— Знаю. Но кто, кроме законченного ублюдка, мог такое выкинуть?
— Мужчины — вообще странный народ.
— Да уж. Поголовно. И они думают, что странный народ — это мы. Только некоторые из них странные по-хорошему, а некоторые — нет. Алекс — это та же Аманда в мире парней. Ты же из-за него психовала так же, как из-за этой надутой дуры, когда она убегала к своим знатным шишкам, а тебя бросала, как ненужную вещь.
— А я с ней все-таки вижусь.
Фран вздохнула:
— И она делает тебя несчастной. А значит, что бы я сейчас ни сказала, слушать ты не станешь.
— Наверное, нет.
— Ладно, ну и пошли эти сестринские советы. Рулеты еще остались?
Мы уставились на горы разбросанной по полу фольги.
— Этот придурок меня пугает, — пробормотала Фран.
Я со стоном повалилась обратно на диван.
— Сначала Фрейзер, потом Николас, а теперь еще этот! Надеюсь, карма — это вранье. — Тут меня как громом ударило. — Слушай-ка, а вдруг Аманда выходит замуж за Фрейзера, только чтобы сделать мне гадость?
— Возможно, — отозвалась Фран, лениво потягиваясь и включая телевизор. — Но не волнуйся. Если Алекс вернется, она может выйти замуж за него.
Ни один из этих вариантов меня не осчастливил.
Глава вторая
В понедельник я притащилась на работу совершенно измочаленная. Впрочем, это мое обычное состояние на работе, так что, по счастью, никто ничего не заметил. Может, и заметили бы, если бы я с кем-нибудь заговорила, но на службе от меня таких жертв не требуется. Словом, никто ничего не заметил.
Работала я в грязной серой конторе, забитой чахлыми растениями и горами хлама. Предполагалось, что я выверяю рекламные тексты для фирмы канцелярских принадлежностей. Работа гнусная, делать нечего, зато никаких умственных усилий не требует, а платят побольше, чем в «Макдоналдсе», — потому я там и торчала. Передо мной, набычившись и подозрительно принюхиваясь, сидели секретарши. Если учесть, что все мои обязанности заключались в чтении, а им приходилось печатать и отвечать на телефонные звонки, то понятно, почему я их так бесила, — готова поклясться, что слышала, как секретарши начинали точить свои длинные ногти, стоило мне переступить порог. Хотя чаще всего они меня просто игнорировали. Но даже секретарши не могли не заметить, как четыре дня подряд я, печальная и задумчивая, болтаюсь у замызганного, намертво запертого окна, взираю на холнборнский виадук и сжимаю в руках открытку.
— Что случилось, душечка?
Ширли, королеве секретарш, было под сорок, она обладала статной фигурой и волосами, выкрашенными в два цвета.
Фран плюнула на меня в отвращении, а Аманда сказала бы: «Ой, цветик, ты хочешь принять его обратно… Тебе, конечно, виднее, но ведь он из мужской школы, а у них такая репутация…» Словом, я отчаянно жаждала излить кому-нибудь душу.
— Я… э-э… Это мой парень. Бывший парень. Гм. Он ушел десять месяцев тому назад, уехал в Америку, не сказав мне ни слова, а теперь возвращается, и я не знаю, как быть.
— Дети есть?
— Нет, конечно. — «Дети»! Как будто я мелкая буржуа. И вообще обидно: неужели выгляжу такой старухой?
— А как у него с деньгами?
— Думаю… не очень.
— Ну и пошли его куда подальше. Все просто, верно? На что он сдался — только под ногами путается, да еще смеет так с тобой обращаться!
Разумно.
— Вы бы так поступили? — спросила я.
— Я так поступаю каждый раз, когда Стэн меня достает. Но он же сам понимает, как он меня любит. Так что он каждый раз на карачках приползает обратно. А я, уж поверь, заставляю его платить.
Я была сбита с толку.
— Значит, можно не посылать его подальше — только заставить платить?
— Как твоей душе угодно.
— Верно. Точно. Спасибо.
Ничего себе! Да я вещи из химчистки забрать никак не раскачаюсь, а тут выдумывай, как лучше поступить с ублюдком, который разорвал мое сердце на клочки, поплясал на них всласть и запросто довел меня до того, что ночь с Николасом стала казаться замечательным развлечением.
Я приготовила кофе из трех разных сортов, которые удалось соскрести с донышек чужих банок, а потом проверила голосовую почту. Чудесное изобретение — избавляет от необходимости каждый раз брать трубку и разговаривать с кем попало на работе. Стало быть, и поручить мне тоже никто ничего не может. Мне оставили пять сообщений. Похоже, становлюсь популярной. Я немного воспрянула духом.
