Интересно, что бы предприняла Милли, узнай она, что Дэниел отказывался обсуждать с Пенни даже саму возможность завести ребенка? Он постоянно твердил, что для ребенка у них нет ни времени, ни места. И что они уже не в том возрасте, чтобы посещать центры планирования семьи и курсы для будущих родителей. Если бы Милли узнала, она бы силком потащила Пенни к адвокату и сама бы заполнила заявление о разводе. Вот как она поступила бы!
Нет, теперь уже слишком поздно взывать о помощи. Ситуация Пенни лучше всего укладывается в заголовок для местных желтых газетенок: «Семейная пара из Белфаста: мы делаем сэндвичи, а не детей!»
Она со стыда умерла бы, если бы кто-нибудь узнал о том, как проходят их дни и ночи наверху, над чайной «У Малдуна». Поэтому она просто говорила Милли, что у них на детей совсем нет времени.
Пенни налила себе еще чая и начала строить планы.
Главная беда, что совершенно не остается сил. Каждое утро она приступала к работе в половине седьмого и заканчивала в лучшем случае только после девяти вечера. Работа отнимала непомерно много времени. Да она, считай, за порог дома не выходит! Дэниел ведал финансовой стороной дела и каждый день, в обед, сам относил выручку в банк. Но Пенни хорошо знала, что у них достаточно денег, чтобы нанять работников и самим в кафе проводить меньше времени. Строго говоря, Пенни могла бы вообще не находиться в кафе. Если бы Дэниел нанял пару официанток, они бы вполне ее заменили. Ну, хотя бы уборщицу-то можно взять? Где это слыхано, чтобы хозяйка кафе сама все убирала и мыла? Стыд и позор.
Пенни просто бесило, сколько времени он тратил на стряпню. Он — как это называется? Трудоголик. По ней, вполне можно было бы покупать кондитерские изделия в булочной, как делал ее отец, когда управлял кафе. Им бы оставалось только подумать, как выигрышно подать их и красиво украсить витрины.
И пора им уже договориться о том, чтобы кафе по вечерам закрывать в нормальное время, несмотря на наплыв клиентов, после окончания мыльных опер. Но уговорить Дэниела на все эти нововведения — та еще задача. Ей понадобится немало мужества, чтобы только заикнуться о них.
Дверь отворилась, и в кафе влетела ватага чумазых школьников. Пороняв на пол портфели и хоккейные клюшки, они выстроились в неровную очередь за булочками с начинкой и песочными трубочками, чтобы подкрепиться по пути в школу. Пенни смотрела на их юные лица и думала, будет ли у нее самой когда-нибудь сын или дочка, о которых она сможет волноваться и заботиться. Детишек не мешало бы причесать, их школьную форму отутюжить. Зато аппетит у них, похоже, здоровый. Вскоре на витрине ничего не осталось. Когда дети убежали обратно в школу, Пенни смахнула горькую слезу и вытерла следы их пальчиков со стекла.
Она разрезала еще несколько булочек, положила на половинки консервированного тунца щедрую ложку домашнего майонеза, сверху украсила зеленым шнитт-луком. Она протерла столики и вымыла посуду. Подметая пол, она думала о красивой кухне из журнала. Наполняя сахарницы, вычищая дохлых мух из сетки на задней двери, мечтала об аккуратно подстриженных деревьях в саду и посудомоечных машинах с безупречным фарфором. А вынося во двор мусор, Пенни грезила об огромных белых диванах и пышных подушках с бахромой по краям.
Глава 3
Бренда Браун из Белфаста
Было девять часов утра, кафе постепенно заполнялось посетителями. Сестры Кроули как раз собирали свои жестянки и длинные полосы объявлений, чтобы отправиться собирать пожертвования дальше, когда в кафе вошла неопрятно одетая молодая особа в заляпанных краской башмаках и заказала чашку чая. Резким движением откинув со лба черную челку, она отдала Дэниелу деньги за чай — пенс в пенс. Сестры Кроули часто задавались вопросом, зачем юная леди так коротко обрезала волосы сзади, если собиралась оставить длиннющую челку, закрывавшую ей лицо. Но девушка, бывшая объектом их презрения, попросту не замечала, какими испепеляющими взглядами они ее одаривали, пока она пила чай или ела что-нибудь в кафе «У Малдуна».
— Нет, тостов не надо, — ответила она Дэниелу.
— Могу я попытаться соблазнить вас яичницей по-ольстерски? Из свежих домашних яиц. Идет нарасхват. С аппетитным кусочком воздушного хлеба, только сегодня испекли…
— Нет, спасибо. Есть ничего не буду. Я не голодна.
На самом деле она была еще как голодна, но денег на сегодняшнее утро было мало. Пособие по безработице должно было прийти только на следующий день.
Дэниел покачал головой. С такими клиентами далеко не уедешь, оттого и выручка в иные дни совсем никудышная. Глядя, как она направляется к столику, он снова покачал головой: ладно еще, если пятно синей краски на ее джинсах уже высохло. На стульях и так пятен хватает.
Девушку звали Бренда Браун. Она была постоянным клиентом в кафе, благо что жила по соседству в однокомнатной квартирке. Казалось, Бренде нравилось одиночество. Нравилось слушать в наушниках «Радиохед» или «Плейсибо». Похоже, она обходилась без бойфренда. Она часами просиживала у стойки и писала длинные письма золотыми чернилами на красной бумаге, а потом запечатывала их в красные конверты. И бумага, и конверты неизменно были красные. Была у Бренды еще одна странность: она сама с собой разговаривала.
Бренда была художницей, и, следовательно, деньги у нее не водились. Мать Бренды совсем не разбиралась в искусстве, но, как могла, пыталась помочь непутевой дочери. Миссис Браун обожала ходить по барахолкам, так называемым распродажам «из багажника», и неоднократно предлагала сбыть там картины Бренды. Картины были непонятные: люди с синими лицами, с большими, заплаканными, взывающими о помощи глазами. Неистовые бури, старые, треснутые окна и большие черные дрозды, кружащие над голыми деревьями. Но ведь люди еще и не такое покупают. В этом и состоит прелесть подобных распродаж. Туда как раз и съезжаются люди, которые покупают очень непонятные вещи. Можно было бы запросто сбыть несколько творений Бренды.
Но Бренда вовсе не хотела, чтобы ее великий дар миру, произведения, в которые она вложила всю душу и сердце, томились в безвестности на раскладных столах продуваемых всеми ветрами автостоянок. Бесчисленное количество раз ей приходилось объяснять матери, что ее картины не из тех, что просто вешают на стену для красоты или подбирают под ковер. Это живопись. Искусство. Настоящее искусство. И продаваться они должны в настоящих художественных галереях, где их купят понимающие и восприимчивые к искусству люди, которые живут в домах с простыми белыми стенами. Все остальное было бы оскорблением ее таланта. Если бы все сводилось к коммерческому успеху, она, как горячие пирожки, выдавала бы акварельки с милыми ирландскими коттеджами и пустынными солнечными пляжами, была бы со всеми милой и любезной и в ус бы не дула.
— Я бы на твоем месте не стала отбрасывать такой вариант, — сказала мать, когда в очередной раз пришла навестить Бренду в ее крошечной квартирке. Все углы и коридор были заставлены полотнами. Едва-едва хватало места, чтобы пройти, а о том, чтобы развернуться там с пылесосом и сделать уборку, и говорить нечего.
