— Да. — Она не смотрела на него. — Родители приглашены на ужин.
— Наверное, ты растеряла всех старых друзей.
Она пожала плечами.
— Не всех. Если понадобится, друзья у меня найдутся.
Маленький мальчик кинулся к деревянной скульптуре, чтобы ее потрогать. Мать нагнала его, и Блейз отодвинулся, чтобы дать ей место, задев рукавом голую руку Сорель. Она уловила запах его тела и лимонного крема после бритья (он и раньше им пользовался), и на нее внезапно накатила волна желания.
— Извините, — выдохнула молодая женщина, оттаскивая своего непослушного отпрыска.
— Ничего страшного. — Блейз легким движением руки коснулся талии Сорель, и они отошли к стеклянной витрине, защищающей нефритовую подвеску на тонкой золотой цепочке. Старательно отрегулированный свет подчеркивал красоту зеленого камня. — Цвет твоих глаз, — тихо проговорил Блейз. Сорель вздрогнула, подняла на него глаза, но он уже отвел свои. Потом поморгал, как будто что-то пришло ему в голову. — И не подумаешь, что он настолько твердый, что используется для изготовления оружия. В доевропейские времена ремесленники народа маори с помощью каменных инструментов обстругивали зеленый камень, который у них назывался «поунами», и делали остро заточенные боевые дубинки, иногда украшая их тонкой резьбой.
— Для такой работы нужно терпение, — заявила Сорель. Годы работы. Зато потом камень будет украшать ухо бойца или обовьет шею красавицы, а может уйти в погребальное снаряжение. — И мастерство.
— Говорят, заключительный этап обработки — это когда женщины трут нефрит о свои бедра. Образованные помощницы.
Она слегка улыбнулась.
— Сегодня женщины находят занятия получше.
Блейз засмеялся.
— Кстати, как идут поиски работы?
— Я еще не решила, останусь ли здесь. — Сорель переключила внимание на замысловатые завитки резьбы.
— У тебя там с кем-нибудь завязались отношения? — спросил Блейз. — Позволь высказать догадку: ты подумала и решила, что лучше к нему не возвращаться, будешь писать ему письма.
Сорель вспыхнула.
— Нет у меня ни с кем отношений! И я не просила тебя строить догадки и советовать, что мне делать.
Она пошла дальше, но он двинулся за ней.
— На свадьбе Елены и Кэма ты сказала, что несвободна, — напомнил он. — И завела пластинку насчет того, что стала бы делать, если бы захотела.
— Я сказала совсем не так. Я сказала, что недоступна. Думаю, ты чувствуешь разницу.
Блейз некоторое время молчал, уставившись на хитроумную резьбу с инкрустацией из мерцающих раковин, висящую на белой стене.
— Так у тебя нет… приятеля?
— Мне не нужен мужчина.
Он повернулся к ней, и в глазах засветилась внезапная надежда.
— Не хочешь ли ты сказать, что все годы жила монашкой?
Она посмотрела на него в упор.
— Я ничего не хочу сказать. Как я живу — мое дело и тебя не касается! Что ты так усиленно интересуешься моими делами?
У него по лицу пробежала тень, губы сжались в прямую линию, но он тут же пожал плечами и равнодушно подытожил:
— Справедливо.
В зал вошла другая пара, и Блейз взял Сорель за руку и держал до тех пор, пока те любовались тонкой струйкой водопада среди небольших фигурок и глиняных горшков, в окружении камней.
— Сорель, девочка моя! — вдруг услышала Сорель голос Августы Долимор, высокой женщины с седыми волосами, раскинутыми по плечам, одетой в просторное платье из светло-зеленого шифона. — Когда ты приехала? И Блейз с тобой! Вы снова вместе? Как мило! Я всегда думала, что вы созданы друг для друга. — У нее был голос стареющей, глуховатой актрисы.
— Нет, мы не вместе! — быстро ответила Сорель. — Мы здесь случайно встретились. Я приехала на свадьбу моей кузины Елены.
— Елена… ах да, такая черненькая. Но она совсем еще ребенок!
— Уже нет, — улыбнулась Сорель.
— О, эти крылья времени! — Августа Долимор воздела руки к небу, потом отрывисто произнесла: — Мы с тобой еще увидимся, дорогая, и ты расскажешь мне об Австралии. Не буду прерывать ваш тет-а-тет. — Она похлопала Сорель по плечу, проказливо подмигнула Блейзу и ушла со словами: — На сей раз не дай ей ускользнуть!
Сорель попыталась возразить, но та уже держала за пуговицу кого-то другого.
Сорель сквозь зубы процедила весьма крепкое словцо, а Блейз расплылся в улыбке.
— Ты же знаешь ее: она ничего не слышит и к тому же неизлечимо романтична. Вот почему вся страна усеяна ее бывшими мужьями.
— Не женщина, а наказание, — пробурчала Сорель.
Августа знала всех и каждого и считала своим долгом держать людей в курсе дел друг друга. К тому же она часто ошибалась.
— Теперь пойдет рассказывать, что мы… что мы… — Сорель не знала, как закончить фразу.
Блейз пришел ей на помощь:
— Пара? Пустое. Никто не принимает ее всерьез.
— А тебя не тревожит, что Чери решит, будто наша встреча не случайна? Не думаю, что ей понравится, когда она придет и застанет нас за разговором.
Он свел брови и огляделся.
— В таком публичном месте? Чери не дура.
Из чего следовало, что Сорель — дура, раз предполагает, что Чери расстроится.
— Но ты не женщина, — выпалила Сорель.
Неужели он не заметил безмолвных сигналов, которые подает Чери: Отойдите от моего мужчины!
— Заметила наконец, — вздохнул Блейз.
Она на секунду смутилась.
— А разве ты не замечал?
— Что я мужчина? — Он вскинул брови. — О чем мы говорим, об одном и том же?
— Нет, — торопливо заверила она. — Я думала о Чери.
— Неудачная шутка, — уступил он. — Так что о Чери?
— Она очень красивая. — Если он сам не заметил в ней собственнических наклонностей, Сорель не будет ему указывать. — Вы давно знакомы?
— Полгода. Она делала для нас работу по дизайну, когда мы обновляли офис; отец тебе не говорил? Почему она тебя так интересует?
— Вообще-то не интересует, просто я поддерживаю светскую беседу.
— И тебе, конечно, трудновато? — ласково констатировал он.
— Ты сам делаешь ее затруднительной.
Блейз помолчал.
— Извини, Сорель. Не могу избавиться от мысли, что ты легко отделалась. Тебе не пришлось расхлебывать результат своего эффектного побега. Объектом всеобщего интереса долго оставался я.
Он не мог сбежать, как она. Его удерживали опасная болезнь отца и обязательства по отношению к семейному бизнесу.
