Элли корчит потешные рожицы. Я отворачиваюсь, чтобы не видеть ее, потому что — странное дело! — хочется побыть с голосом Максуэлла один на один. Он звучит по-другому: более спокойно и даже немного ласково.
— В котором часу? — спрашиваю я.
Элли дергает меня за рукав, но я не обращаю внимания на ее выходки.
— В пять тебе будет удобно? — спрашивает Максуэлл. — Надеюсь, оптики в это время еще работают.
Улыбаюсь. Похоже, он и правда решил во всем следовать моим советам. Забавно.
— Отлично. В пять. Где?
— Если хочешь, я за тобой заеду, — предлагает Максуэлл.
Я, хоть и не привыкла раздавать малознакомым людям свой адрес, тотчас говорю, где живу.
— До завтра, зеленоглазая Келли, — произносит Максуэлл до головокружения медленно, и по моим голым рукам бегут мурашки.
— До завтра, — бормочу я.
Подруга рывком разворачивает меня к себе лицом, как только я убираю от уха трубку, и с шутливо-возмущенным видом подбоченивается.
— Ах вот, оказывается, в чем дело! — восклицает она. — У них шуры-муры!
— Никакие не шуры-муры, — бормочу я, пытаясь скрыть смущение, но губы растягиваются в предательски довольной улыбке.
— Кого ты пытаешься надуть, старую мудрую тетку Эл?! — с несерьезной требовательностью спрашивает Элли. — Рассказывай, как тебе это удалось!
— Что удалось? — Я возвращаюсь в гостиную, забираюсь с ногами в кресло и обнимаю подушку.
Элли, проследовав за мной по пятам, укладывается на бок на диване, подпирает щеку рукой и снова берет хот-дог, от которого не успела откусить ни кусочка.
— Как это — что удалось? — спрашивает она жуя. — Обворожить великого и всемирно известного Максуэлла Деннарда, конечно.
— Во-первых, никто не говорит, что я его обворожила. Во-вторых, пожалуйста, не иронизируй. Да, он пока не знаменит, но то ли еще будет. — Я гордо приподнимаю голову, будто речь обо мне и моих собственных грядущих успехах.
Элли замирает, не проглотив прожеванное, и всматривается в меня так, будто у меня на лице внезапно высыпали веснушки.
— Послушай, Келли… Да ты никак влюбляешься?
Хмыкаю и повожу плечом.
— Почему сразу «влюбляешься»?
— Вид у тебя… гм… характерный… — Элли моргает. — Он тебе что, правда так сильно понравился? Я думала, в твоем вкусе совершенно другие ребята. Красавчики типа Дэвида и Кристофера.
— Я тоже так думала, — бормочу я, чувствуя, как к щекам приливает краска. — Сильно ли он мне понравился? Гм… Точно не знаю… Пожалуй, да… Во всяком случае, мне так кажется.
На мое счастье, в субботу с утра пораньше Седрик увозит Элли в Нанатакет. Останься она в Нью-Йорке, готова поспорить, заявилась бы ко мне и до обеда изводила бы подколками и шуточками. Я просыпаюсь рано, хоть по выходным люблю поспать подольше, и едва раскрываю глаза, как задаюсь вопросом: что мне сегодня надеть? По большому счету, особенно суетиться не стоит, ведь встреча с Максуэллом не совсем свидание. Я все утро брожу по квартире, пытаясь уверить себя в том, что о новой одежде нечего и думать, а в начале двенадцатого натягиваю джинсы и топ, вылетаю из дома и еду прямиком в «Бергдорф Гудман». Там сейчас приличные скидки — до пятидесяти процентов.
Народу тут видимо-невидимо. Девушки, взрослые дамы и даже бабушки — словом, женщины чуть ли не всех возрастов — толкаются между стойками с одеждой, крутятся возле зеркал, примеряя шляпки и прикладывая к себе платья, и стоят в очередях у примерочных. На дворе лето, суббота как по заказу солнечная и не слишком жаркая. Все готовятся к свиданиям, встречам и праздникам.
Кручу в руках две вешалки — на одной полупрозрачный топ с очень тонкими лямками, а главное телесного цвета, что выглядит весьма и весьма сексуально. Вторая вещица тоже милая, но более закрытая, из ткани поплотнее. Сдержанного шоколадного цвета. Примеряю оба топа, и тот и другой мне в самый раз. Долго думаю, на каком остановить выбор, размышляю, осмелюсь ли надеть первый, и в итоге покупаю оба.
Домой возвращаюсь в половине второго, выпиваю чашку кофе и, представьте себе, все оставшееся до выхода время крашу и перекрашиваю ногти, укладываю волосы, накладываю макияж. Я прекрасно понимаю, что красавиц, которыми окружен Максуэлл, мне в любом случае не переплюнуть. И потом мы встречаемся по делу — так долго торчать перед зеркалом глупо. Но мне себя не остановить. Внутри будто завелся моторчик.
Без десяти пять смотрю на себя последний раз. На мне полупрозрачный топ, и выгляжу я вроде бы на все сто. Нет, я не намалевалась, как на маскарад, и не соорудила бог знает что на голове. Волосы, хоть я и сушила их полчаса феном, лежат ровными волнами и вместе с тем очень естественно. На губах поблескивает розовая помада, глаза у основания ресниц оттенены коричневым. Все вполне уместно для пятичасовой субботней почти не романтической встречи, даже этот потрясающий топ.
Улыбаюсь себе и, взяв сумку, подхожу к двери, берусь за ручку и замираю. В груди начинает что-то дрожать, ладонь влажнеет.
Трусиха! Жалкая трусиха! — обзываю я себя, быстро возвращаюсь и переодеваюсь в шоколадный топ. Досадно, что мне не хватает смелости. Но так я буду чувствовать себя увереннее.
Выбегаю на улицу и вижу на дороге прямо напротив подъезда большую черную машину. Водитель сигналит. Максуэлл!
Пересекаю тротуар с волнительным трепетом внутри. По-моему, я успела соскучиться. Еще бы! В противном случае не готовилась бы к этой встрече, будто к самому что ни на есть настоящему любовному свиданию!
— Привет, зеленоглазая! — говорит Максуэлл, когда я сажусь в машину. — Как настроение?
— Замечательное.
— Очень рад. Итак, едем за очками?
Он сегодня совсем другой. Не взвинчен, не напряжен. Рядом с ним совершенно расслабляюсь и я. Мне вдруг кажется, что и в полупрозрачном топе я чувствовала бы себя вполне свободно. Жаль, что я не достаточно смелая, ах как жаль!
В оптике Максуэлл деловито подбоченивается и окидывает быстрым взглядом длинные ряды очков в витрине. Странно. Я думала, мы сначала обратимся за помощью к консультанту, потом Максуэлл примерит все, что предложат, а я посмотрю на него со стороны.
— О! — с уверенностью и торжествующе восклицает он. — Вот эти будут в самый раз.
Я смотрю на очки и не знаю, что сказать. Они старомодные, огромные, в толстой пластмассовой оправе. Удивительно, что такие вообще выпускают. Неужели на них есть спрос? Смотрю на совершенно серьезное лицо Максуэлла, и ответ на вопрос возникает сам собой. Есть. Очевидно, спрос есть…
— Будьте добры, — любезно обращается Максуэлл к консультантке. — Дайте примерить вот эту оправу.
Девушка смотрит на него вопросительно, но тут же кивает, доброжелательно улыбаясь. Им нельзя показывать, одобряют ли они выбор покупателя, надо со всеми быть одинаково приветливыми.
