— Возможно, сеньорита, вы предпочли бы, чтобы и остров, и я вместе с ним растаяли, как порождение вашего сонного разума? — Дон говорил отрывисто, насмешливым тоном, который был ей знаком еще по его визитам в Ордаз. Взглянув на него, она заметила, как краешек губ Домерика кривится в усмешке. — Оставьте, мы знакомы достаточно хорошо, чтобы избежать словесных перепалок. Попробуйте-ка пробить брешь в моей обороне!
— Как вы великодушны, сеньор! — Ванесса замешкалась, поскольку его предложение пробило брешь в ее собственной. — Конечно, вы можете позволить себе быть благородным, поскольку у вас есть и замок, и половина острова, в то время как я лишилась всего, и в настоящий момент все мое достояние — это моя попранная независимость. Если вы действительно благородный человек, дон Рафаэль, найдете мне какую-нибудь работу на то время, пока я буду гостить у вас.
— Вот как? Вы уже ищете, куда бы приложить свои силы? — Он в усмешке приподнял бровь. — Что же привлекает вас больше, мисс Кэррол, скажите: сбор хлопка, упаковка цитрусовых или сортировка пряностей? Кроме того, у нас есть еще парфюмерные фабрики. Ах да, я и забыл, что лучше всего вы разбираетесь в производстве кофе! Может быть, вы предпочитаете проявить себя в этой сфере?
Перехватив его насмешливый взгляд, девушка невольно покраснела и прикусила нижнюю губу. О Боже, каким неблагодарным созданием она должна ему казаться! Прошлой ночью он, может быть, рисковал собственной жизнью ради ее спасения, а она отвергает все, что он для нее делает, и в то же время рассчитывает обрести убежище в его доме.
— Независимость восхищает меня, мисс Кэррол. Но не находите ли вы, что в вашем случае она выходит за рамки здравого смысла? — Она вздрогнула от его резкости, как от удара. — Не может быть, чтобы все англичанки так же демонстративно, как вы, отталкивали протянутую руку помощи. Неужели среди них не найдется хотя бы одна, способная оценить мужественность мужчины?
— Я не знаю, что означает это слово, — призналась Ванесса и невольно отодвинулась подальше в угол, так как дон внезапно наклонился к ней. Широкие плечи загородили все окно, а сверкающие глаза и зубы придавали ему такой зловещий вид, что ей показалось, он готов укусить ее.
— Оно означает мужественность, — сухо ответил он. — Прошлой ночью моя доблесть была жестоко оскорблена вами. Остается сожалеть о том, что мое имя не Смидерз, Браун или Конрой. От джентльмена с таким именем вы бы без колебаний приняли помощь и участие как нечто само собой разумеющееся. Но мне вы считаете необходимым продемонстрировать коктейль из характера, глупых условностей и пламенного британского сердца. И все только из-за того, что на некоторое время вынуждены оказаться на попечении иностранца. Неделю назад я объяснял ваше нежелание ехать в Луенду любовью к дяде. Не возражайте, пожалуйста, я вовсе не подвергаю сомнению ваши чувства к нему! Но теперь мне стало понятно, как глубоко в вас сидит неприязнь ко мне. — Домерик цинично прищелкнул пальцами. — Это не имеет значения, теперь я занял место вашего дяди и, нравится вам это или нет, но вы не избавитесь от меня до тех пор, пока власти не уладят все ваши дела, касающиеся разорения плантации.
— Я могу связаться с британским консулом, — будто со стороны услышала она собственный испуганный голос.
— Конечно, можете, — учтиво согласился он. — Без всякого сомнения, проезд до Англии вам оплатят. Но по приезде вам придется сразу же начать поиски работы, к которой вы, по вашим собственным словам, неприспособлены. Милая моя девочка, будьте реалисткой и здравомыслящим человеком! Я сказал вам, что мой дом — ваш дом, и, если вы собираетесь отвергнуть мое предложение, я не прощу вам такого оскорбления.
Ванесса осторожно покосилась на него и по выражению его властного лица поняла, что он говорит чрезвычайно серьезно. Рафаэль отодвинулся от нее и отвернулся к окну, а Ванесса предалась бурным сожалениям, что на его месте не оказался Джек Конрой и что не он увез ее из Ордаза. Случись это, она с легким сердцем просто ограничилась бы словами благодарности вроде: «Спасибо за то, что выручили, Джек. Вы просто молодчина».
Но дону Рафаэлю, конечно, она сказать такое не могла.
Стена пламенеющих деревьев расступилась, автомобиль вкатился на мощеный двор Золотого замка и остановился у подножия полукруглой каменной лестницы. Шофер открыл перед Ванессой дверцу, и она, сопровождаемая хозяином дома, вышла из машины.
Они поднялись по ступеням, и Домерик остановился вместе с ней, чтобы полюбоваться открывшейся панорамой.
— Первый дон Рафаэль, живший в Луенде, любил, чтобы на него смотрели снизу вверх, — насмешливо заметил ее спутник.
Она снова взглянула на его лицо, отметив, что в нем есть нечто царственное.
— Вам нравится остров, мисс Кэррол?
— Здесь очень красиво, сеньор.
— La isla esta bella[1] — так следовало бы сказать по-испански, сеньорита. Наверное, мне следует обучить вас нашему языку, чтобы вам легче было освоиться и почувствовать себя среди нас как дома. Дома, — он посмаковал это слово, — британское изобретение для иностранцев. О, вы, англичане, так умны и проницательны, такие превосходные противники на войне, но я не могу понять, горит ли жар в вашем сердце.
Ванесса уловила насмешливый блеск его глаз, и в ней взыграли патриотические чувства:
— Да, сеньор, но в свойственной нам сдержанной манере.
— То есть вы хотите сказать, что солнце должно пробиться сквозь льды? Боюсь, лед прячется где-то глубоко в расщелинах.
Она не успела ответить, потому что громадная арочная дверь за их спиной отворилась, и лакей в ливрее отступил в сторону. Дон Рафаэль слегка сжал пальцами ее локоть, и они вошли в огромный вестибюль. Перед ними простирался безбрежный мозаичный пол. В центре вестибюля поднималась широкая лестница, украшенная филигранной металлической решеткой и драгоценными изразцами, которыми были облицованы ступени.
— Пойдемте в зал, — произнес дон Рафаэль, и они поднялись по ступеням в галерею, где другой лакей распахнул перед ними высокие двери. Смущенная Ванесса вошла в комнату с широкими окнами, высоким позолоченным потолком и шелковыми гобеленами. Темное красное дерево, украшенное искусной резьбой, сочеталось с парчовой тканью диванов и посеребренными ножками стульев.
В зале было двое: мужчина, бросивший на них взгляд поверх газеты, и женщина, стоявшая у окна и грациозно обернувшаяся при их появлении. Мягко шуршащая ткань ее платья была одного из тех нейтральных оттенков, которые так идут классическим брюнеткам, а на правом бедре складки драпировки скрепляла драгоценная брошь в форме ятагана.
— Вы, наконец, вернулись, Рафаэль? — Протягивая дону свою изящную руку, она смотрела только на него, но Ванесса не сомневалась, что бархатные карие глаза успели рассмотреть ее с ног до головы, и ее растерзанный вид от них не укрылся.
Идальго окинул взглядом узел блестящих волос, грациозную белую шею и поднятое к нему лицо, достойное кисти Гойи, и улыбнулся с неожиданным обаянием.
