Он опустил руку на голову Немо, на этот дурацкий парик, и провел рукой по шее волка, приглаживая мягкую шерсть на загривке. Потом опустился на колени, притянул к себе Немо, обнял его. Горячий язык лизнул его в ухо; холодный нос волка с удивлением обнюхивал шею. Эс-Ти вскочил, схватил пустую бутылку от вина, дал Немо ее понюхать и отдал приказ:
— Ищи людей. Ищи этого человека. Ступай.
Глава 3
Эс-Ти проснулся от пения птиц и приглушенного невнятного бормотания девушки, лежавшей на кровати. На каждой клеточке его тела отпечатался след жесткого деревянного стула, на котором он сидя спал вот уже десять дней. Холодный неприветливый рассвет заглядывал в открытое окно. Прищурившись, он посмотрел в дальний, еще темный угол комнаты.
Она опять сбросила простыню. Эс-Ти с трудом поднялся, потер глаза, пригладил волосы и сделал глубокий вдох. Место у его ног, где должен находиться Немо, оказалось пустым, как и каждое утро последних десяти дней.
Девушка открыла глаза в тот момент, когда он черпаком наливал воду из ведра в треснутую глиняную чашку. Она заморгала и облизнула пересохшие губы. Пальцы ее нервно теребили складки белой рубашки, блуждающий взгляд натолкнулся на него, и темные брови нахмурились в яростном недовольстве.
— Будьте вы прокляты, — выдохнула она.
— Bonjour[22], — отозвался он. — Ça va?[23]
Лицо ее было белым, застывшим, окаменевшим во враждебности.
— Я не хочу, чтобы вы мне помогали. Мне не нужна ваша помощь.
Он сел на край кровати, успев поймать обе ее руки. Она пыталась отодвинуться, но была еще слишком слаба. Вместо этого она отвернулась, часто и тяжело дыша даже от столь незначительного усилия. Эс-Ти приподнял подушку под ее головой и поднес к губам чашку.
Она не стала пить.
— Оставьте. Оставьте меня одну.
Он наклонил чашку, прижал к ее губам. Вода заструилась по ее подбородку.
Он встал, долил в чашку бренди и осушил ее сам. Приятное тепло разлилось по телу, прогоняя утомление.
— Дайте мне умереть, — бормотала она. — Папа, папочка, дай мне умереть.
Эс-Ти опустил голову и закрыл лицо руками. Да, она умирала и все чаще в бреду звала отца.
Эс-Ти ненавидел ее. Ненавидел себя. Немо пропал. Когда он думал об этом, то чувствовал себя так, словно его ударили в живот; грудь и горло болезненно сжимались, не давая вздохнуть.
— Папа, — шептала она. — Папа…
— Я здесь, — сказал Эс-Ти.
— Папа…
— Да здесь я, черт возьми! — Он подошел к кровати и схватил протянутую руку, потянулся за черпаком и снова наполнил чашку. — Выпей.
Почувствовав край чашки у губ, она чуть подняла ресницы.
— Папа. — В этот раз, когда Эс-Ти наклонил чашку, она сделала глоток.
— Вот и хорошо. Вот и умница.
— О, папа, — пробормотала она с закрытыми глазами. Потом выпила еще, но каждый вздох и каждый глоток давались ей с трудом.
Он прижал ее к себе, слушая, как бессвязная речь постепенно стихает.
Глубоко вздохнув, девушка проглотила последние капли воды. Он погладил ее горящий лоб, отведя короткие темные локоны от лица. Она, несомненно, настоящая красавица. Даже через десять дней болезни все еще была видна ее красота.
Уговорами и принуждением он заставил ее выпить еще воды. Усталость и забытье снова отняли ее у него. Он попытался расправить простыни, а потом спустился вниз, чтобы добыть еды. У двери, ведущей во двор, он остановился и несколько раз свистнул, но в ответ услышал только звук собственного дыхания.
Он пересек двор и снова свистнул. За ним вперевалку шествовали утки, голодные и недовольные, но он предоставил им самим позаботиться о себе и пошел в огород набрать овощей для супа. Пять красных перцев, кабачок, немного стручков белой фасоли, две пригоршни дикого розмарина и тмина и, конечно, чеснок. Все это можно кинуть в горшок, добавить ячменя, и получится суп.
Поставив вариться суп, он снова заглянул к ней. Ее лоб и руки горели как огонь.
Эс-Ти обтер ее отваром душистой руты и розмарина, который готовил ежедневно с тех самых пор, как в один из редких моментов просветления она велела ему самому растираться им, чтобы не заразиться. Девушка, по-видимому, неплохо разбиралась в вопросах врачевания, и когда ему удавалось получить от нее какие-нибудь новые указания, он с готовностью их исполнял. Потом он оставил ее и осторожно спустился в каньон, чтобы искупаться в ледяной реке, сбегающей с гор. Требовалась большая твердость характера, чтобы войти в реку и вылить ведро студеной воды себе на голову. Его никогда не обвиняли в трусости, но эта простая на первый взгляд процедура оказалась на грани того, что можно было вынести. Но все же он ее проделывал, потому что ему совсем не хотелось умереть так, как умирала она.
Одевшись, Эс-Ти прошел вниз по течению реки, то и дело посвистывая, подзывая Немо. Он внимательно искал хоть какие-нибудь следы, все еще цепляясь за слабую надежду, что волк где-нибудь прячется. В конце концов он вышел на дорогу, ведущую к деревне, и внимательно смотрел под ноги в поисках свежих следов.
На известковом карнизе над дорогой он обнаружил следы, ведущие к небольшой расщелине, скрытой кустом можжевельника. Внутри лежала плохо замаскированная дорожная сумка. В ней находились смятое шелковое платье и расшитые шелком туфельки цвета берлинской лазури, корсет из кости, завернутый в коричневую саржу, несколько пар белья из тончайшего муслина. Под слоем саржи в кожаном футляре находилось множество маленьких стеклянных баночек и бутылочек с лекарствами с аккуратно наклеенными этикетками: «Ветрогонный порошок», «Мозольная мазь», «Таблетки алтея» и тому подобное. В серебряной чашке, завернутое в носовой платок, лежало жемчужное ожерелье. На самом дне в шкатулке с надписью «Помни обо мне» лежали расписной веер и две золотые пряжки от туфель. Во внутреннем кармане сумки он нашел остро заточенный нож дня разрезания писем с гравировкой «Л.Г.С.» и очень прочную пилочку.
В сумке также кошелек с мелкими монетами и альбом для рисования с надписью «Сильверинг, Нортумберленд, с Ли Гейл Страхан». Эс-Ти открыл его и невольно улыбнулся.
Яркие очаровательные акварели изображали забавные наивные сценки сельской жизни молодой девушки и ее семьи. Каждый рисунок имел название и комментарий: «Эмили падает с ослика» (надо поработать на перспективой); «Эдуард Н. показывает хитрую машину Эмили, Анне и маме. Анна в обмороке» (лестница слишком широкая, а лица получились неплохо); «Бал в Хексхэме. Капитан Перри учит Анну танцевать»; «Застряли в грязи, Кастро очень зло лает на кучера Джона» (изучить пропорции задней ноги лошади); «Папа заснул в библиотеке после трудного дня — они с мамой обрезали розы»; «Праздник, праздник! Эмили, Ли и Кастро встречают папу и Эдуарда Н., возвращающихся с большим поленом, которое сожгут в сочельник»; «Владелец поместья лечит маленького поросенка, гоняясь за ним по всему двору. Анна и Ли наблюдают»; «Эмили падает с лестницы»; «Папа готовит воскресную проповедь»; «Эмили, Анна и Ли спасают котят» (собака вышла очень плохо).
