— Ох хорошо! Полегчало. Прямо камень с души. Теперь можно и поговорить.
— Ну вот ваше давление нормализовалось, и мы вас слушаем, — Марина была сама любезность. — Давайте, рассказывайте.
— А что рассказывать? Ограбили меня. Вот уж месяц прошел. Чуть не до нитки все забрали. А милиция и не чешется. Только бумажки все пишут и пишут, пишут и пишут. Писатели. Тоже мне, Тургеневы. И на все один ответ «Му-му», да «му-му». Это вместо того, чтобы жуликов этих проклятых искать! А ведь мне картина эта дороже жизни. А Скворцов на свободе ходит! Ходит, и в глаза мне бесстыжий смотрит. Сочувствует гад. А ведь я уверена, он картину спер. Он, ирод! Больше некому. Уж я даже в церковь ходила, свечку верх ногами ставила Николаю Угоднику, чтобы он этого подлеца наказал.
Азарова вся подалась вперед, и стала похожа на охотничью собаку, вставшую в стойку. Глазки ее стали большими и блестящими. Так ребенок смотрит в свой день рождения на праздничный торт.
— Месяц назад, говорите, вас ограбили? Месяц назад! И вы только сейчас пришли ко мне? — воскликнула она.
— Так ведь… — растерялась тетя Катя. — Мне же следователь целый месяц мозги морочил, мол найдем, найдем, не переживайте. Я и ждала.
— Очень хорошо! — Азарова просто кипела от возмущения и разочарования. — Только шансов у вас сейчас практически нет, уважаемая тетя Катя! Ладно, проехали. Теперь перечислите, что украли, все по порядку. Постарайтесь ничего не забыть.
— А чего перечислять-то? — тетя Катя сложила руки на груди. — Картину мужнину украли.
— Картину. Так, еще что?
— Все.
— Все?
— В том-то и дело, что все.
— Вот это уже интересно, — разочарование на лице Марины резко исчезло и сменилось радостью. Глаза ее вновь заблестели от любопытства. — Значит только одна картина?
— Так ведь это не простая картина! — не выдержала тетя Катя. — Это же память!
— Понятно, — согласилась Марина, — память о муже. Дорогая сердцу вещь.
— То-то и оно, — всхлипнула тетя Катя. — Можно мне еще коньячку?
Марина наполнила рюмку, но в этот раз тетя Катя выпила только половину, зато съела сразу два лимончика.
— А с искусствоведческой точки зрения она представляет какую-нибудь ценность?
— Еще какую! Мне столько раз за нее деньги предлагали. И не малые. Эх, и чего я ее раньше не продала? Так бы хоть с деньгами была.
— Работа известного художника?
— Да. Картину написал известный советский художник Дейнека, — заученно сказала тетя Катя. — В одна тысяча тридцать девятом году и подарил ее брату моего мужа. Они кажется были друзьями. А потом от брата она перешла к моему мужу, затем ко мне.
— Дейнека! — воскликнула Марина. — Дейнека! Не могу поверить! Неужели такое возможно? Подлинник?
— Самый что ни на есть.
Марина вскочила с кресла и в волнении прошлась взад вперед, затем села и шепотом спросила тетю Катю в упор:
— У вас есть ее фотография?
— Чья? — тетя Катя тоже перешла на шепот.
— Фотография, где бы была изображена похищенная картина, — прошептала Азарова. — Если нет, то придется ограничиться словесным описанием, а позже поискать в каталогах.
— Фотография у меня есть! — тихо и торжественно произнесла тетя Катя. Она полезла в сумочку и достала целый фотоальбом, небольшой, но пухленький, словно карманная библия. Снова всхлипнула. — Вот здесь. Только и осталось, что на фотографии. Ах я несчастная!
Азарова жадно схватила альбом и впилась в указанную фотографию глазами.
— И это Дейнека? — спросила она. — В обще-то я в живописи не особо парю. Вера а ты?
— В обще-то я тоже, — вынуждена была признаться Вера.
— Ник, действуй! — дала команду Азарова.
Ник уже сидел за компьютером и минут десять как стучал клавишами и шипел принтером. Он словно ждал команду, потому что тут же вышел из-за стола и протянул Азаровой распечатку, которую только что скачал из Интернета.
— Так! — Маринины глаза забегали по листку. — Дейнека Александр Александрович, тысяча восемьсот девяносто девятого года рождения, советский художник монументального направления, полотна воспевающие колхозно-индустриальное строительство нового общества, спортивные достижения, ля-ля тополя, Ленинская премия, всемирная известность, «Будущие летчики», это я помню, в Третьяковке видела, где-то даже открытка есть, «Оборона Петрограда», двадцать восьмой год. Так мне все ясно. На Вера, почитай и просветись.
Азарова передала Вере распечатку и фотографию вместе с альбомом. На распечатке была статья про Дейнеку, а на фотографии была сама тетя Катя, сидящая за богато накрытым столом, видимо было какое-то праздничное застолье, а за ее спиной была полностью видна картина в скромной белой раме. Вера ожидала увидеть что-нибудь революционное и торжественное, как обещалось в распечатке, на картине же был изображен обыкновенный букет одуванчиков в глиняном горшке, который стоял на деревенском столе на вышитой крестьянской салфетке.
— Обычный натюрморт, — заметила Вера. — А тут не сказано, что Дейнека писал натюрморты. Может это не его картина?
— Нет, — тут же отозвалась тетя Катя, и в голосе у нее зазвенела обида, — это именно его картина!
— В этом по-видимому и есть главная ценность работы, — заметила Азарова. — Если художник отошел от основной линии, то это уже поиск, инновация. Вот, к примеру, Айвазовский. Ведь он своими морскими бурями и девятыми валами всех достал. А представь, что вместо моря он вдруг написал африканскую пустыню. Так ведь эта картина сразу станет ценнее всех остальных. Правильно я говорю, тетя Катя?
— Мне муж что-то такое говорил.
— Или, другой пример: Шишкин вдруг вместо медведей нарисовал бурлаков на севере, — хихикнула Марина и вдруг снова стала серьезной. — Кстати, кто такой Скворцов? И почему вы думаете, что картину украл он?
— Я не думаю, я в этом уверена! — воскликнула тетя Катя. — Скворцов это мой сосед. Его квартира напротив моей. Я до сих пор не понимаю, почему милиция не устроила в его квартире обыск.
— Если бы милиция могла у каждого подозреваемого устраивать обыск, то с преступностью было бы уже давно покончено, — торжественно заявила Азарова. — Но к счастью, существуют Уголовно Процессуальный кодекс, прокуратура, суд и прочая фигня. Итак, вернемся к нашим козлам. Почему вы решили, что картину украл Скворцов?
— Потому что за три дня до ограбления он приходил ко мне и очень просил продать ему эту картину. Он меня насмешил. Знаете, сколько предлагал?
— Сколько?
— Тысячу долларов. Ха! Как будто я вчера родилась и не знаю сколько стоит Дейнека. Пусть он не Рембрант и не Леонардо да Винчи, но тысяч на сто потянет.
