– Полотенца! – визжала Триша. – Горячую мыльную воду!
– Черт побери! – Джо облокотилась о дверной косяк. – Вызовите доктора, лечащего пианино.
– Пошли! – Я потянула ее за руку. – Идем отсюда.
– Нет, я должна извиниться перед Рексом.
– Сделаешь это позже, – возразила я. – Когда Триша успокоится. Ну пошли же.
– Сначала мне нужно в ванную.
Я долго работала в особняке и знала расположение по меньшей мере одиннадцати ванных комнат. И повела Джо наверх. Когда мы вошли в спальню, из шкафа высунулась какая-то парочка, взглянула на нас и снова скрылась за дверцами.
– Эй, Клэй! Что происходит? Опять фармацевтика? – позвала Джо и пояснила мне: – У парня всегда при себе хорошие наркотики.
Я провела Джо в другую комнату с примыкающей к ней ванной. Она покачивалась, но говорила отчетливо.
– Я не хотела убивать ее «Безендорфер», – заявила она, остановившись в дверях. – Это не убийство. Непредумышленное убийство или убийство по неосторожности, но не убийство первой степени.
– Никто и не думает, что ты хотела убить пианино.
– Нет, они будут думать, что я убила его, – заявила она и закрыла дверь.
Его? Кого? Она не могла иметь в виду Дэвида, верно? Зазвонил мой мобильник. Я взглянула на номер, но он не определился.
– Саймон?
– Ты голая?
– Это вечеринка иного рода.
– Иди домой, – ответил он, – и я устрою тебе вечеринку такого рода.
Я поняла это так, что его самого еще нет дома, но тут ему позвонил кто-то еще и он отключился. Но тут позвонила мне Фредрик.
– Где тебя черти носят? – спросила она.
– Я наверху. А ты?
– В телевизионной комнате. А куда подевалась Джо?
– Она тут, в ванной. Хочешь, чтобы я ее подозвала?
Внизу кто-то крикнул:
– По телевизору рассказывают о смерти Дэвида! В «Новостях» на девятом канале!
– Уолли! – завопил мой телефон. – Забудь о Джо и спускайся. Ты должна посмотреть «Новости»!
– Нет, не хочу, чтобы Джо слиняла и попыталась уехать на машине…
– Ты увидишь ее отсюда. Оставайся на связи. Я иду… Дошла до гостиной… о'кей, я тебя вижу.
Фредрик появилась в дверях телевизионной комнаты, соединенной с огромной гостиной. К ее уху был прижат телефон, она сделала успокаивающий знак рукой. Я помахала ей в ответ и отключила телефон. Затем постучала в дверь ванной, сказала Джо, что спускаюсь вниз, и спросила, как у нее дела. Она ответила «Vaya con Dios»[1], и я поняла это как «да».
Я прошла в комнату, где к потолку был прикреплен мамонт среди телевизоров. Кроме него, там почти ничего не было, и участники вечеринки стояли вплотную друг к другу, как сигареты в пачке. Я остановилась в дверях, дабы не выпускать из поля зрения спальню наверху, на случай если там появится Джо, но скоро набежавшие сзади гости вытеснили меня с моего наблюдательного пункта и я уткнулась в телевизор.
Дэвида Зетракиса показывали во весь экран, он был больше, чем в жизни, и моложе, чем когда я его знала. Он улыбался, держал бутылку чего-то оранжевого, а голос за кадром перечислял рекламные ролики, в которых он снимался. Я вспомнила, что он был актером с самого детства.
Изображение поменялось. Перед воротами поместья Дэвида в Толука-Лейк стояла репортерша с микрофоном в руках, ее пуленепробиваемая прическа была совершенно неподвижной, хотя ветер вовсю раскачивал пальмы, на фоне которых ее снимали. Репортерша рассказывала о Дэвиде, приводила неизвестные публике факты, превращала его жизнь в легенду.
– Очаровательный ребенок, любимый всеми нами, – говорила она, – вырос перед камерами.
– Это было за десять лет до того, как ты появилась на свет, сентиментальная идиотка! – крикнул какой-то мужчина.
Я посмотрела в ту сторону и увидела, что это был Клэй из шкафа; наверху. На него зашикали.
– …учился на режиссера в Нью-Йоркском университете, – продолжала ведущая. – В восьмидесятых годах переехал в Голливуд и был приглашенной звездой в популярных телевизионных сериалах. Поворотный момент в его карьере настал, когда он сыграл серийного убийцу, который стал местным героем, – Зеке Фабиана в «Под конец дня». Эта роль принесла ему его первую «Дневную Эмми»[2]и бесчисленных поклонников. – Камера отъехала назад, показав стоящих у ворот людей. Затем на экране появился отрывок из мыльной оперы, Дэвид резал горло сексапильной девушке в купальнике. Раздался смех, и опять зашикали.
Довольно странно видеть лицо своего знакомого в программе новостей, хотя в Голливуде это не так необычно, как где-нибудь еще, потому что почти все здесь имеют отношение к телевидению. Меня больше поразил вид его поместья, сверкающего рождественскими огнями, окруженного телевизионщиками с разных каналов. За этими воротами я завтракала, присутствовала на приемах, вела задушевные разговоры, спала. Теперь это было декорацией трагедии.
– …начал ставить отдельные серии, потом стал продюсером, – продолжала вещать репортерша. – К моменту своей смерти он был совладельцем компании, снимающей популярный дневной драматический сериал, получил еще семь «Эмми» и считался одним из самых состоявшихся людей в телеиндустрии. И хотя теперь он начнет исчезать из поля зрения публики, в наших сердцах он останется навсегда.
Фотомонтаж перенес действие в прошлое, и под конец на экране появился снимок трехлетнего очаровашки. Женщина справа от меня всхлипнула. Джен Ким, стоящая сзади, пояснила, что фотографии подбирали к пятидесятилетнему юбилею Дэвида, отмечавшемуся годом раньше.
– Фатальный выстрел, – продолжала ведущая «Новостей» тоном, который казался одновременно и серьезным, и вульгарным, – в противовес более ранним репортажам, не был самоубийством. Полиция заявила, что ведется расследование. Неясно, было ли мотивом убийства ограбление, но среди прочего Дэвид Зетракис владел скаковой лошадью, одержавшей победу на дерби в Кентукки, коллекцией редких марок и картиной Густава Климта стоимостью два миллиона долларов. Пока полиция не разглашает имена подозреваемых.
Наступило полное молчание, только вдалеке квакали лягушки.
– Боже ты мой! – воскликнула женщина, стоящая у телевизора, нарушив тишину. – Я должна к одиннадцати часам добраться до отдела новостей. Это моя тема!
Энджел Рамирес стала пробираться сквозь толпу. Послышались выкрики: «Эй, поосторожнее!» Рядом с дверьми кто-то коротко взвизгнул, раздался звук падающего тела. Отчаянно напрягая мышцы, я продралась туда. Энджел лежала лицом вниз на полу гостиной.
– Черт вас всех побери! – кричала она. – У меня совершенно новый нос! Если я что-то сломала, то тебе придется за это заплатить… – Какой-то мужчина помог ей подняться и выйти в холл, откуда продолжали доноситься крики – Энджел подзывала парковщика.
