Поели мы очень хорошо. Моя телятина была просто чудо, а доставшаяся Ингрид печенка оказалась безупречной, опровергнув все умствования воскресного вечера.
В октябрьском номере «Гурмана» в статье о пресноводных рыбах я прочел о лещах, которые «превосходны в вареном, жареном, а особенно копченом виде» и которые к тому же – «украшение рыбного супа». Прилагался и рецепт: лещи в пиве с хреном.
Интересно, что моя бабушка чаще всего лещей и готовила (возможно, попросту из-за их дешевизны), и они мне всегда нравились. А в прошлом году на рынке я слышал, как торговец рыбой сказал покупательнице: «Лещи? Нету у нас. Их даже турки уже не едят». Впрочем, тот же самый торговец на вопрос пожилой дамы о том, есть ли треска, ответил: «Треска? В помине ее нету и не будет! Какой с нее толк? Ее одни старухи только и спрашивают».
6
Всегда хотел жить по-свински и подохнуть как собака.
«Истинный сибарит знает: чтобы находить трюфеля, надо быть свиньей». Меня это суждение маркиза де Сада вполне убеждает. К соображениям в пользу сходства свиней с людьми можно добавить еще и глубокое внутреннее сродство. Хотя и не столь похожа на человека телом, как обезьяна, свинья едина с ним в нечистоте. Так же как он, свинья всеядна. Превозносящий людей над свиньями, конечно, может упрекнуть хрюшек в пристрастии к грязи (хотя мы свою розовую шкуру усердно защищаем кремами и одеждой), но не в поедании ее. Есть свои же испражнения свойственно разве что метафорическим свиньям. А живые, реальные хавроньи очень стараются в свою лужу не гадить да и какому угодно навозу всегда предпочтут репу побелее.
Свиньи вообще столь чудесные животные, что им открыта дорога даже в сказочную страну молочных рек и кисельных берегов. Поверье это уходит корнями в глубокую древность. Уже в средневековой ирландской сказке про страну волшебной еды Кокань (созвучность с «кокаином» – сугубая случайность) говорится, что идти до нее нужно семь лет по подбородок в свином дерьме…
А насчет «подохнуть как собака»… представьте себе ленивую, жаркую южную страну и паршивого, хромого пса, который, почувствовав приближение смерти, приковылял вдохнуть последний раз чудесные ароматы рыбного рынка и лоточной снеди, корицы и тимьяна и потеющих туристов – и в прекрасный солнечный полдень тихо издохнуть где-нибудь в прохладном, тенистом уголке. Я в самом деле хотел бы такой смерти, тихой и теплой, – не в оборудованной по последнему слову техники стерильной больничной конуре рядом с прочими винтиками огромной человекомашины.
В общем, мужчины – умирайте в сапогах (дамам можно сделать послабление в виде полусапожек)![17]
Однако вернемся к стране Кокань. Этимологически название это выводят то ли от провансальской мелкой сласти «cocanha», то ли от французского «coquin», что значит «плут, мошенник». Потому правильнее Кокань было бы именовать чем-то вроде «Цукатии-Глупении», сокращенно «Цукоглупии», – что вполне подходит и к молочным рекам с кисельными берегами, и к желающим подле них поселиться.
Впрочем, временами меня гложет подозрение, что именно в этой стране мы уже и живем. Особенно если определять ее в общем как место, где можно вдоволь есть, не работая. Спросите-ка про хлеб насущный какого-нибудь евробезработного, особенно в таком краю трудоголиков, как Форарльберг…
Еще более подходящий материал для размышлений по поводу – это наше товаропотребление. После коллапса «развитого социализма» пережившая его экономическая система производит необозримое множество хлама, который кто-нибудь обязан купить, чтобы получить деньги за участие в производстве этого хлама. Покупатель хлам покупает, пользуется день или месяц, крутит, вертит и выбрасывает, спрашивая себя (если ему не лень, конечно, и он вообще способен над своими действиями задуматься), зачем он в очередной раз позволил себя надуть.
Не то чтобы в этом мусорном потоке не встречалось по-настоящему полезных вещей, но в общем хаосе они безнадежно тонут, теряются, гибнут (в точности картина аморфной свиной жижи, сквозь которую мы все бредем, утопая по подбородок). Особенно яркие примеры – наша еда и наши книги. Сейчас не только невротики от гастрономии считают все выставляемое на продажу в супермаркетах в лучшем случае бесполезным, а большей частью и вовсе ядовитым. Никогда еще не производилось столько мяса, как сейчас, и никогда его качество не было настолько скверным. Никогда еще не выращивалось столько фруктов, и никогда они не были настолько безвкусными. И так далее. И тому подобное, и все та же старая шарманка. Как написал Черонетти: «Для здоровья человека полезно все, чего он не ест».
А книги? Поразительнейшая инфляция! От спортсменов до серийных убийц, от строительных подрядчиков до распоследних журналистишек, – каждый норовит излить свое блеяние на бумагу и сунуть в печатный станок. Изрыгнутое станком развозят по книжным магазинам, где оно, провалявшись неделю в новинках, отправляется в общую мусорную кучу современного антиквариата. Какому читателю не знакомо чувство экстатического восторга, буйная радость старателя, отыскавшего клад: нужную книгу в огромном развале макулатуры?
Инфляция всего и вся – главная примета Цукоглупий. Инфляция вещей, информации, денег, даже власти. К каждой мало-мальски значащей цифре прямо на глазах цепляются все новые нули. Инфляция эта и есть предсказанная «переоценка ценностей». Но происходит она не из-за идейных штурмов и натисков, а исключительно из-за перепроизводства хлама. Свиного навоза до подбородка.
И где искать спасения? В стоицизме ли, у циников ли? А может, в снисходительном, безразличном добродушии?
Кто по-настоящему и жил в стране молочных рек и кисельных берегов, так это знаменитый Диоген, писавший своему ученику Мониму Сиракузскому: «Чашки для питья у нас должны быть из самой плохонькой глины и самой дешевой выделки. Питье наше – вода из ручья, еда – хлеб, приправленный солью и жерушником. Так учил меня Антисфен, говоря: приучаться есть и пить подобным образом нужно не ради упражнения в смирении, а потому, что грубая пища лучше прочей и ее легче найти на той улице, что ведет к счастью… Я так ел и пил, и было мне не в тягость, а в удовольствие».
Приведенный выше текст носит название «О Цукоглупия, ты где?». Я сочинил его когда-то для театральной постановки «Пресыщение и агония».
7
Сегодня мне прислали меню дорнбирнского ресторана «Гютле». Вот оно:[18]
