Раз в месяц бывшие одноклассницы собирались у Ханаэ, делились своими невзгодами, ворчали на неверных мужей, несправедливых свекровей, но позже половины десятого никто не задерживался — все почему-то торопились домой, к своим семьям. Эти женщины знали, сколько всего Ханаэ пришлось хлебнуть с детства и что она сама всего добилась, за что и хвалили ее. В разговорах они никогда не касались матери Ханаэ. Они сочувствовали однокласснице и даже в шутку не допускали каких-то слов, которые могли бы оскорбить ее и напомнить, что она — дочь беспутной матери, которая тащила в дом первого попавшегося мужика и могла спокойно проводить с ним дня три-четыре.
— И как только она с пути не сбилась… Да не только не сбилась, но и ухаживала за этой шалопутной, когда она в маразм впала. Это вам не шутки… — рассуждали они.
Ханаэ привечала своих одноклассниц-домохозяек, приходивших в ее ресторан излить душу и немного расслабиться, и выслушивала их с неизменно тихой улыбкой. Когда женщины уходили, Ханаэ говорила Нитте: "И мужья у них работящие, и дети — все, как у людей, завидую я им…".
Перед самыми майскими праздниками Нитта пригласил в ресторан в Умэта руководство фирмы, с которой они вели дела, и припозднился. В это время ресторан, где они сидели, обычно закрывался, но ему захотелось пропустить еще рюмку-другую, и он назвал таксисту знакомый адрес.
В ресторанчике сидели три завсегдатая, они были прилично навеселе и, похоже, собирались уходить.
— Ой, что-то ты сегодня поздно! — Ханаэ собиралась закрывать ресторан.
— Устал я, представь себе: двадцать лет офисное оборудование продавать, от этого с ума можно сойти, — сказал Нитта и расположился поудобнее. "Как странно, до чего же мне здесь уютно, наверное, все из-за того, что зал просторный", — подумал Нитта и повесил пиджак на вешалку на светло-коричневой стене. В этот момент в зале появился крупный мужчина в кожаной куртке. Ханаэ сказала, что ресторан закрывается.
— Я слышал, что у вас осьминога вкусно готовят, вот и приехал аж из Киото на такси, — довольно бесцеремонно сказал он и уселся, бросив взгляд на Нитту.
— Осьминог уже закончился. Извините, получается, что вы зря приехали, — улыбнулась Ханаэ и, проводив троицу, вернулась в зал.
— Ну раз так, сообрази что-нибудь другое, — настаивал мужчина. Казалось, что он и не собирается уходить.
Вид у него был не самый нежный, но и на мафиози он тоже не походил, хотя чувствовалось, что жизнь у него бывала разная. "Наверное, лучше мне посидеть, пока этот тип не уйдет", — подумал Нитта и, обращаясь к Ханаэ, сказал:
— Мне сегодня домой ходу нет. Буду сидеть, пока жена не уснет. — Он хотел показать этому типу, что не оставит Ханаэ одну.
— А почему? Поссорились, что ли? — спросила Ханаэ.
Мужчина рассматривал бутылки виски, расставленные по другую сторону стойки, и вдруг тихо, но отчетливо произнес:
— Украдешь шоколаду?
Нитта и Ханаэ невольно посмотрели на него. Мужчина еще и еще раз повторял те же самые слова. Лицо Ханаэ вдруг словно окаменело, и рука, накладывающая о-дэн на тарелку, на мгновение застыла.
Клиент заказал пива, закурил и все время смотрел прямо в лицо Ханаэ. Его левая щека мелко подергивалась из-за тика.
— У меня к хозяйке личный разговор имеется, — обратился он к Нитте.
— Вы хотите, чтобы я ушел?
— Ресторан-то как раз закрывается, поэтому ничего особенного в этом не вижу.
— А с какой стати вы меня гоните? — завелся Нитта.
При этих словах Ханаэ сняла фартук и обратилась к нему: — Такэ-тян, извини, пожалуйста, но сегодня я прошу тебя уйти.
— Все нормально?
— Да. Это мой старый знакомый.
Нитта встал. Ханаэ тут же вышла из-за стойки, пошла вслед за ним — снять норэн[4]и потушить освещение у входа.
— Прости меня, ладно? Извини, что так получилось…
"…украдешь шоколаду?" — Нитта остановился и, наморщив лоб, повторил вслух эту фразу. Он явно слышал эти слова, произнесенные таким же вкрадчивым шепотом. Но от кого и когда?
Нитта обернулся, посмотрел на ресторанчик и, немного поколебавшись, вернулся. Он ступал осторожно, стараясь не шуметь. Свернув в проулок, где с трудом могли разойтись два человека, он оказался у черного хода ресторанчика. Возле него лежали пустые бутылки из-под сакэ и большое пластиковое ведро для мусора. Видимо, этот закоулок специально выделили для ресторанчика, потому что через пять метров он заканчивался тупиком.
Нитта приник к двери и прислушался. Послышался громкий стук дзори[5]Ханаэ — она запирала входную дверь.
— Давненько мы с тобой не виделись. Как тут не удивиться? Надо же такими словами дать знать о себе… Лучше бы сразу назвался, — послышался голос Ханаэ.
— У тебя посетитель был и, похоже, уходить не собирался. А у меня не так уж много времени, чтобы рассусоливать.
— А я, между прочим, тебя часто вспоминала. Почему ты тогда вдруг из Амагасаки исчез? Где пропадал, чем занимался?
— Да это кто же все так ловко устроил, чтобы я исчез, а? — Мужчина с силой стукнул кулаком по стойке. Голос его срывался от негодования. — За тебя-то я нисколько не волновался. Даже ненависти у меня не было. А вот через десять лет вернулся в Японию, узнал, что старик Конда тебя удочерил, и тут только до меня дошло. Я сначала даже не поверил, а потом почувствовал, что мне как будто в душу наплевали. Ну нет, думаю, я этой хитрой стерве так не спущу. И я решил на морду твою мерзкую еще раз посмотреть, в глаза твои бесстыжие заглянуть.
— Тебя десять лет в Японии не было? А где же ты обретался? — Ханаэ словно и не слышала угроз мужчины. Голос ее был настолько спокойным, что даже Нитте, подслушивающему за дверью, он показался странно неприятным. Но была в нем и какая-то угодливая сладость.
— В Сингапуре я был.
— В Сингапуре… Это в Юго-Восточной Азии, что ли?
— Я поваром работал в японском ресторане.
— Ой, да ты, оказывается, поваром стал!
— Как я шоколаду хочу! А там на фабрике столько шоколаду… — Мужчина сдавленно засмеялся. — Уж где мне было сообразить, что ты тогда замыслила. Я ж совсем мальчишка был.
— Да что ты выдумал?! Мне тоже всего четырнадцать лет было. Я подумать не могла, что ты действительно шоколад украдешь.
— Врешь! Почему же тогда все узнали, что это я украл? Почему полицейский в школу приходил? Я ведь даже не из коробок украл шоколад, а просто отковырял кусочки от машины и завернул в бумажку. Почему же тогда все узнали? И как же подслеповатый дядя Пак увидел?
