Я решил, что мне пора откланяться.
У меня в комнате, — правильнее будет сказать, в комнате мадам Альбертины, — спал на подушке белый кот. Мне хотелось прилечь, но я не из тех, кто станет тревожить кошачий сон. Я потянул к себе стул, но увидел, что на нем расположился другой кот, черный. Несколько секунд мы с удивлением смотрели друг другу в глаза, потом он сладко зевнул, потянулся и спрыгнул на пол, великодушно уступив мне место.
Сидя за столом в спальне Альбертины, я сделал первые записи. Я завзятый писака — термин вышел из употребления, но мой старый Ларусс 1906 года дает ему следующее определение: «тот, кто много пишет, кто любит писать», — я люблю играть с синтаксисом и грамматикой, мне нравится движение пера по бумаге, я получаю чувственное удовольствие, вычерчивая ровные, округлые, перетекающие одна в другую буквы. Компьютером я пользуюсь лишь по необходимости и всегда спрашиваю своих корреспондентов, получили они мое письмо или нет. Нередко мой вопрос ставит их в тупик: «Ваше письмо? Я получил мейл». А ведь письмо остается письмом, даже если оно послано по электронной почте. По-английски mail означает «почта», «корреспонденция», а не «письмо» — для этого есть слово letter. Замусоренность языка некорректными англицизмами меня раздражает. Когда я остаюсь один на один с листом бумаги, никто не мешает мне наслаждаться красотой языка, не хмурит брови при виде глаголов в имперфекте сослагательного наклонения.
Я пытался воспроизвести речь Мадлен, замечательной незасоренностью новомодными словечками и выражениями. Выговор выдавал в ней уроженку здешних мест: голос ее звучал певуче, будто лаская слова. Я целиком погрузился в свое занятие и был немало удивлен, когда в мою дверь постучали и выяснилось, что уже восемь.
Шарлотта была единственной из обитательниц дома, с кем я не успел познакомиться. Она только что вернулась с работы и, когда я вошел, как раз заканчивала рассказ о клиенте, который отнял у нее два часа драгоценного времени, потому что стеснялся признаться, что ничего не смыслит в своем новом программном обеспечении. Тем не менее Шарлотта уже знала, кто я такой, и поздоровалась, назвав меня по имени. Довольно высокая, волосы до плеч, светлее, чем у сестры и девочек, — такие сильно выгорают на солнце, мягкие шелковистые и блестящие, как в рекламах шампуня. Ее наряд — рубашка мужского покроя, прямая юбка и высокие каблуки — чем-то напоминал мужской костюм. Хотя она говорила о том, что ее явно раздосадовало, выглядела при этом совершенно спокойной и оттого еще более красивой. Мне всегда нравились уравновешенные женщины — они подобны мирно спящим водам. Впрочем, случались и разочарования: не всех дам мне удавалось «разбудить»! Но Шарлотта к числу «спящих» явно не относилась, это я очень скоро понял.
Меня посадили в конце стола, справа расположились Сара и ее дочь Адель, слева — Шарлотта с Клеманс и Мадлен. Я заметил два лишних прибора и с трудом удержался, чтобы не спросить, кто еще должен прийти и почему мы их не ждем. Ужинали мы тем же, что подавали в обед, но клубники, судя по размеру миски, каждый мог съесть сколько угодно.
Люди по-разному ведут себя за столом с незнакомым человеком. Я не раз бывал в подобной ситуации и терпеть не могу, когда со мной пытаются говорить ни о чем, задавая бессмысленные вопросы, на которые приходится давать бессодержательные ответы. Обитательницы «Ла Дигьер» повели себя иначе: поздоровавшись со мной так, словно я уже лет десять каждый день ужинал в их доме, они вернулись к прерванному разговору. Я узнал, что Жером, мой миляга-механик, и еще один гость — Антуан задерживаются. Мадлен сочла нужным сообщить, что оба они носят фамилию Трамбле.
— В наших краях мы все друг с другом в стоюродном родстве, — вздохнула Адель.
— Я не делала точного подсчета поколений, — сказала Клеманс, — но, если считать по четыре — пять на одно столетие, получится всего двенадцать — пятнадцать.
— Я и говорю — в стоюродном родстве!
— Трамбле всегда избегали браков между близкими родственниками, значит, они нам родственники ровно в той степени, что и все остальные потомки Адама и Евы, — подтвердила рассудительная Шарлотта.
— Не уверена, — возразила Клеманс. — Рассмотрим проблему с научных позиций: бабушка вышла замуж за ла Дигьера, а мой отец был Трамбле. Они не так строго соблюдали правила экзогамии.
Шарлотта усомнилась в ее доводах:
— Не думаю, что общих генов осталось так уж много.
Сара была другого мнения:
— И все-таки бдительность терять не следует: у всех у нас волосы и глаза светлые, значит, рецессивные гены возобладали. Адель и Клеманс должны будут с большой осторожностью выбирать отцов для своих будущих детей.
Она повернулась ко мне:
— Как ветеринар я придаю большое значение таким вещам.
— Она выберет нам осеменителей как своим коровам! — возмутилась Адель.
Меня ужасно забавляло, как эти прелестные особы обсуждают состояние своего генетического багажа.
— Насколько я могу судить, ваши рецессивные гены в полном порядке.
— Вы правы: ни у кого из членов двух семей не были отмечены изъяны развития. Но нарушения могут проявиться и через десять поколений.
— Глядя на вас, — вмешалась Мадлен, — могу сказать одно: ни одно из поколений достоинствами не обделено.
— Отлично сказано! — воскликнула Адель. — Мадлен, ты единственная здравомыслящая женщина среди всех этих чокнутых.
— Никто пока не доказал, что безумие передается по наследству, — заметила Клеманс.
Разговор продолжился в том же духе. Реплики порхали над столом, как бабочки, между моими хозяйками царило идеальное согласие. Дружная семья, что и говорить, о такой можно только мечтать — вот, правда, мужчин в ней почему-то нет! Принято считать, что раздор в общество вносят мужчины: неужели в семьях происходит то же самое? — размышлял я.
Мадлен резала мясо, когда появился Жером. Последовал всеобщий обмен поцелуями, еще немного — и мне бы тоже перепало.
— Запчасти я вам заказал, — сообщил Жером. — Обещали отправить их самолетом, но придется доплатить. Я взял на себя смелость согласиться, но, если для вас это проблема…
— Все в порядке. У меня страховка от всех рисков, к тому же машина на гарантии. Моя секретарша полагает, что мне даже возместят расходы на проживание у вас.
— Черт побери! — не сдержалась Сара, вызвав приступ всеобщего смеха.
— Мы можем пересмотреть условия, — предложил я.
— Нет-нет! Уговор есть уговор. Это послужит мне уроком: в следующий раз буду предусмотрительнее.
— Между прочим, мама, никто не гарантирует, что он будет, этот самый «следующий раз». Если только…
Она замолчала.
— Адель! Пожалуйста, не продолжай!
— Ну почему… пара-тройка гвоздей на дороге… пролитое масло…
— У тебя криминальный склад ума.
— Ты называешь меня преступным элементом из-за проколотой шины или помятого бампера?
