Таллин, улица Дождя, неприметное здание с бесцветными окнами. В закрытом кабинете на втором этаже сидит и вздыхает клерк... На мониторе плазменного ПК перед ним – схема аварии «Боинга». Того самого «Боинга», который свалился в болото в центре тапского леса на прошлое католическое Рождество.
– Фельдъегерь с «дипломатом»... прикрученным к руке наручником, – тихо ворчал он, глядя на экран. – И где его рука с «дипломатом»?! Черт!..
– Хотел бы я знать... на какой икс понадобилась кому-то эта самая рука? Ну, взяли б дипломат... печатку сняли бы, но руку-то... зачем?... На какой икс им – рука фельдъегеря предпенсионного возраста?! Черт!..
На улице Дождя вдруг пошел дождь со снегом, весьма похожим на град. Из здания с непрозрачными стеклами вышел одетый для холодной погоды клерк и, перебежав дорогу, сел в ветхий «Мерседес-144» цвета спелых помидоров и отъехал в сторону Тапы.
Фамилия клерка была Шипп, и выглядел он весьма отдаленным красавцем, в общепринятом смысле этого слова. Издали – ничего, а вблизи – испугаешься. Хотя на вкус и цвет, сами знаете, – ни-че-го а-на-ло-гич-но-го не бывает.
Эстонский клан бостонской мафии
Красный чай в пиале на краю дубового стола... Тапа, центр, фешенебельный район, дом из числа отгроханных до войны – с евроремонтом и охраной. За столом в кабинете сидит Дед...
Дед – это не родственная категория и не принадлежность к парочке внуков и седым детям... Глава национальной мафии – вот это кто такой.
Дед, цедя сквозь зубы, с отвращением допил душистый и бархатный чай.
– Уравновешенность приходит с возрастом. – Он с грохотом поставил пиалу и вытер пот со лба.
Дед был на вид типичный сорокалетний эстонец (на самом деле – намного старше) – длинный, похожий на моль и бесцветный... Когда-то Дед сидел в Казахстане в колонии общего режима, по серьезной экономической статье, именно оттуда – чай в пиале, лукум и халва в глубоком блюдце...
То, что в упавшем самолете не обнаружили американского гражданина эстонского происхождения Хэнка Лихуты, не давало Деду покоя с самого католического Рождества. Дед был приверженным и строгим лютеранином, и пропажа одного из бостонских сподвижников для него была равнозначна потере указательного пальца... Дед покосился на компрессионный перелом родного ему пальца на левой руке и вздохнул: Хэнк Лихута с Бостонщины был самым удачливым мошенником на протяжении всего существования эстонского клана бостонской мафии.
Дед зажмурился, вспоминая самые головокружительные аферы Лихуты Хэнка Арнольдовича... К примеру – перевоз драгоценностей в кишечнике верблюда транзитом через Турцию. Бостонский клан эстонской мафии обогатился тогда ровно на полтора миллиона долларов.
– Легко, – проворчал Дед. – А сепаратное соглашение, которое провернул Хэнк, помирив два враждующих бедуинских племени, тогда бостонскому клану эстонской мафии удалось за полгода наладить переправку девушек пустякового поведения из Эстонии в Египет без предварительной договоренности!.. О-о-о... – Дед налил из расписного чайника полную пиалу чая и приступил к ее осушению в очередной раз... Вытерев пот со лба, Дед снова вздохнул. Пропажа Хэнка Лихуты была невосполнимой.
– Дядя Элгуджа, – набрав тринадцатизначный бостонский номер, сказал Дед, – проблема не решена до сих пор!
– За три месяца-а-а?! – прокаркал Дон Элгуджа Пярнусский, смотрящий по Бостону от Эстонии. – Не нашли нашего дорогого Хэнка?... Хорошо же вы там окопались...
Разговор происходил на эстонском языке.
В Бостоне шел затяжной кислотный дождь с мелким снегом, а в Тапе – снег без дождя.
И тут Дед от внезапного предчувствия положил трубку и отключился.
Перед ним все еще лежали пожелтевший от времени список пассажиров того самого «Боинга», а также распечатка фотографий всех пассажиров и пилотов. Взгляд Деда случайно выхватил вдруг – два похожих лица.
– Ага... Полковник ГРУ в отставке – Виктор Хаверь! Как же он похож на Лихуту, – задумчиво пробормотал Дед, сверяя две нечеткие фотографии. – Странно... Ведь обугленных останков там точно не было!.. А если Лихуту и Хаверя украли, как ненужных и опасных свидетелей?... Но вот что они такое увидали?!
Дед вздохнул и отключился. Проще говоря, заснул. В кабинете было тихо, лишь шли, поскрипывая, часы на дубовом столе. Мухоловка с лакированной ручкой валялась на полу, справа от кресла, в котором спал Дед.
Дом на болоте
На том самом болоте, куда упал «Боинг» на Рождество, – стоял дом под крышей из дырявого от времени химического волокна. В доме постоянно никто не жил уже так давно, что все позабыли его прежних хозяев, но как раз во время аварии там, совершенно случайно на первый взгляд, находились три человека... Муж, жена и ребенок – они приехали всего на несколько часов забрать кое-какие вещи, в числе которых был сундук со старым дедовским барахлом.
Дым!.. Гарь!.. Пробитая крыша дома, разрушенные дворовые постройки и хозяин с семьей, которые чудом остались живы, в недоумении и растерянности стояли неподалеку от упавшего хвоста самолета... «Боинг» рухнул в самом центре болота, примерно в километре, и уже без хвоста.
Им хватило ума скрыться от разрушенного дома еще до приезда спасателей, полиции, бостонского клана эстонской мафии, спецслужб двух сопредельных государств и толпы любопытных зевак из числа местных обывателей.
Тише, мыши...
– Заснула?... – Надо мной возвышался человек с рыжими волосами из мясистых ноздрей. «Ага, бармен!» – вспомнила я и огляделась – в пубе было людно, и воздух переливался всеми оттенками сигаретного дыма. Напротив за соседним столом сидел какой-то тип с пенковой трубкой и весело дымил в мою сторону. Я чихнула, и «трубочник» состроил мне страшную рожу.
– Я тебя знаю, ты – Саша, – добавил бармен. – А меня зовут Йон Римашевский. Будешь еще заказывать?...
Я кивнула, но не заказала больше ничего, а, не торопясь, расплатилась и зашла в туалет. В маленьком накуренном баре было не протолкнуться.
У офиса Рейтеля ни вишневого, ни серого минивэна уже не было... Похоже, Рейтели уехали домой, вздохнула я и пешком направилась в пригород. Потом какой-то черт вернул меня обратно, и я внимательно оглядела каждое из четырех окон офиса. Мне показалось, там внутри кто-то есть, словно свет за плотно прикрытыми жалюзи был включен, и какое-то угадываемое стремительное шевеление происходило там!
Было третье марта, и по брусчатке улицы Пик мчался ледяной ветер... «Тише, мыши – кот на крыше, а котята еще выше!» – пел мне Илья с черного облака, я подняла голову и доверчиво прислушалась.
