Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
Фима завернул за предпоследний от стены стеллаж и тут же наткнулся на них. Целый полк лопат: округлые верхушки черенков торчат, будто вплотную сомкнутые каски. Подбежал к краю, просунул руки в гущу загромыхавших черенков, загрёб в охапку штук десять и боком, чтобы не цепляться, бросился обратно.
Лопаты сгрузил к створке ворот.
– Батюшка, я ведь шёл сюда… Мне казалось, мы все… затеяли… А иначе… Я слышал, чья-то мать, когда провожали нас сюда, на сборы, говорила: «Всё это очень полезно. Они там и душу, и тело оздоравливают». То есть… как про санаторий: «Оздоравливают». Это ведь другое, правда? Я другого…
– Погоди же, – священник тронул его за плечо. – Не будь ты так строг к людям, тем паче к их словам. Что ж ты всё рубишь-то сплеча? Чего тебе «другого», Ефим? Неужели так-таки не важно для тебя твоё душевное здоровье? Да и телесное тоже. Ты же молодой совсем, тебе ещё семью создавать, детей растить. Неужто так горько разочаровал тебя Владычный Стяг? Ведь сколько он тебе дал!
Да, да. Только не о том сейчас!
– Я не сплеча, батюшка. Всё, что вы говорите… Я хотел сказать – всё это, конечно, правильно… Но… А как же… Родина? Православная… Вы же сами… То есть… – запнулся вдруг, лицо дрогнуло. – Я думал… нас на помощь позвали.
Скажу. Нужно сказать. – Мы-то готовы…
Стоял, смущённо хмурясь. Пока ничего неожиданного – да и важного не больше.
Понял вдруг, что до сих пор, спустя два года в Стяге, не умеет по-настоящему держаться со священником. Батюшка, отец Михаил, честной отец – как обращаться к нему, знает. А общаться – не умеет совсем. Говорить с ним не умеет. Всё тот же зажатый растерянный мальчик в Свято-Георгиевском храме, которого заговоривший с ним священник перепугал до смерти. Можно ли было сказать отцу Михаилу вот так, как равному: «Всё, что вы говорите, правильно»? Ясное дело – правильно! Он же священник.
Запутался, запутался!
Отец Михаил и сам, в смущении, отвернулся. И снова, как недавно в классе, он показался Фиме усталым натруженным мужичком – в детстве Фима перевидал таких тьму-тьмущую. Через их двор, поодиночке и небольшими стайками, со Второго механического шли отработавшие смену рабочие. И Фима разглядывал их, невольно складывая в памяти все оттенки, все чёрточки земной усталости: люди с механического завода, изо дня в день повторявшие одни и те же механические действия, шли медленно, механически, погружаясь в свои механические мысли, наполненные стальным шорохом цехов или тишиной тесных, с унылым видом на серые заводские корпуса, хрущёвских кухонь.
Никогда раньше Фима не видел усталых священников. Разве может быть священник хоть в чём-то похож на людей с механического?
Запутался.
Отец Михаил обнял ладонью бороду и стоял так, уставившись в тушки тюков на полках. Наверное, они двое сейчас очень похоже смотрятся, подумал Фима. Всё же было в этом что-то гнетущее: в душном тусклом складе вести со священником петлистый, увязающий в недоговорках и взаимном смущении, диалог.
Может быть, чувствовал то же самое и отец Михаил?
– Знаешь, Фима, – сказал он, – ты приходи ко мне в Управление. Мы там с тобой поговорим. О важном поговорим.
– Да, батюшка, – с невольным облегчением отозвался Фима, но тут же переспросил: – Куда приходить?
– В Управление патриархии.
– Ах, ну да, конечно.
– Ты ведь в Любореченске живёшь?
– В Любореченске.
– Вот и приходи через недельку. На улицу Горького. Знаешь?
– Знаю, напротив «пожарки».
– Вот и приходи.
Фима удивился:
– Как же – через недельку? Ведь сборы? Вы ведь здесь будете.
– Говорю тебе, приходи через неделю. Ну, – батюшка перешёл на шутливый тон. – Идём же лопаты таскать.
Они дошли до крайнего прохода, каждый отделил от общей кучи по стопке, подхватил.
– Не печалься, Фима. Всё образуется, вот увидишь.
Отчислят? Или обойдётся?
Когда вернулись обратно, у выхода их встретил дневальный, Сашка Калинин. Сказал:
– К вам пришли, отец Михаил, – и тут же ушёл. Не хотел, наверное, оказаться в помощниках у Фимы.
За воротами, в плотно повязанных платочках, одинаково сцепив руки на животах, одинаково щурясь под солнцем, стояли старушки. Четверо. Разглядев священника в полумраке склада, оживились, как по команде рассыпали еле заметные, крупитчатые движения: переступили с ноги на ногу, тронули края платков, переложили сцепленные ладони. Та, что стояла с левого краю, самая сухонькая из них, была похожа отсюда на бабу Настю. Плечико острое, цыплячье, в пояснице надломлена слегка.
– Что ж вы, милые! – воскликнул отец Михаил. – Ах вы… В такую-то даль, а… Без предупреждения… Вот они, голубушки. И во вторник, говорят, приходили?
– Приходили, батюшка, не застали.
Гавка, устроившись на солнцепёке, с азартом похрустывал добытой таки где-то костью.
Фима поставил лопаты к створке ворот, отошёл вглубь склада.
Трудно было сказать, по-прежнему ли щурились старушки или теперь улыбались: глазки всё так же в щёлочку, высохшие рты растянуты ниточкой. Они заговорили со священником тихо и размеренно. По очереди, кирпичик за кирпичиком, принялись выкладывать привычную беседу.
– Видал, что делают, – обернулся через какое-то время отец Михаил к Фиме. – В такую даль, боже мой! С двумя пересадками. Пастыря в их хуторе нет, скончался, царство ему небесное, вот никак не назначат пока. Ты уж, будь ласков, сделай сам, хорошо?
– Конечно, батюшка.
– Ты парень крепкий. Как вытащишь всё, закрой, а ключ дневальному. Да Прохору Львовичу на глаза не попадайся.
Глядя вслед удаляющемуся по тропинке в сопровождении своих стареньких гостий отцу Михаилу, Фима несколько раз порывался окликнуть его, спросить, что ему потом делать. Но они уже скрылись за деревьями, а Фима так и не окликнул.
Если не будет официального разговора с Тихомировым – то и отчисления, считай, не будет.
Глава 3
Её пёструю, будто покрытую цветным серпантином, голову Фима заметил издалека – как только Надя вышла из маршрутки. Тоже сразу его заметила, запрыгала по-физкультурному, одновременно расставляя ноги и разводя руки над головой – схлопываясь и снова раскрываясь живой буквой «Х». Любит похохмить.
Сводная сестра… хотя бы какое-нибудь, самое призрачное, сходство…
Сошлись совсем неожиданно, уже после того, как ушёл из их семьи. Столкнулась с ним возле штаба Любореченского Стяга, стала наведываться туда по вечерам, на его дежурства. Вцепилась – будто без него и жизнь ей не в радость. Много расспрашивала о Стяге: чему учат, какой распорядок. Иногда говорила очень метко и умно. Вообще взрослая не по годам. Папаше не сдала, сдержала слово. Чудная сестрица Надя. Зачем он ей? Вряд ли когда-нибудь сблизятся по-настоящему.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
