Больше всех инопланетяне напугали сторожа, который ночью услышал доносившиеся из актового зала звуки музыки и тихий женский смех. Бедный сторож тут же вызвал милицию. Когда два милиционера взломали дверь зала, они обнаружили недопитую бутылку шампанского, коробку конфет и пепельницу, полную окурков. Отъезжавшую с черного хода директорскую машину, в которой сидела молоденькая красавица учительница сольфеджио, никто в тот вечер не заметил.
И только бедная Анна Михайловна, которая благодаря стараниям Арусяк знала о инопланетянах больше всех, никого не видела. Решив, что это несправедливо, Арусяк отважилась на отчаянный поступок. Первым делом было вычислено место жительства Анны Михайловны. Оказалось, что в том же районе живет одноклассник Арусяк. Однокласснику Арусяк посулила, что в течение месяца обязуется писать за него сочинения по русскому языку. Тот почесал репу и потребовал в придачу проверку всех диктантов, а также написание сочинений по литературе.
Ночью согласно намеченному плану одноклассник Костя залез во двор к Анне Михайловне и начертил на грядках магические круги разных размеров. Наутро он похвастался Арусяк своими подвигами и довольно добавил, что стырил еще пару килограммов помидоров и огурцов и надергал два пучка петрушки, по ошибке приняв его за коноплю. Инопланетяне, крадущие помидоры и курящие петрушку, в планы Арусяк не входили. Костя был выруган и отправлен восвояси.
Спустя два дня, открыв дверь кабинета в музыкальной школе, Арусяк увидела следующую картину: Анна Михайловна сидела за столом, вокруг которого толпились пять преподавательниц во главе с завучем. Анна Михайловна подняла на Арусяк глаза и прошептала, ткнув пальцем в стол: «Они были у меня! Ночью! Вот!» На столе красовались фотографии магических кругов, начерченных Костей. Арусяк довольно улыбнулась и рассказала очередную байку.
Несмотря на все это, к вступительным экзаменам Арусяк подготовилась основательно. Вернее, подготовился ее отец, который приехал в парадном костюме, с довольным видом вышел из своей «Волги» и направился в сторону музыкальной школы № 2. В руке Петр Мурадян держал три конверта, в каждом из которых лежала стодолларовая купюра: для директора, для завуча и для Анны Михайловны. Будучи торгашом по натуре, Петр Мурадян пребывал в уверенности, что все в этом мире можно купить, а уж в частности такую мелочь, как красный диплом музыкальной школы для любимой дочери, которая зарыла свой талант пианиста глубоко в землю и оказалась совершенно не подготовленной к выпускным экзаменам, и подавно. Правда, тот факт, что в свое время покойный отец Петра купил ему диплом педагогического института, Петр скрывал тщательнейшим образом и рассказывал всем, что действительно учился в пединституте на факультете русского языка и литературы. И лишь спустя год после женитьбы он проболтался Аннушке, что диплом был куплен за пять баранов, которых пригнал из деревни брат отца.
– За десять можно было диплом медицинского института купить, но у нас тогда десять не было, – развел он руками, представив, как здорово было бы иметь диплом врача, а не какого-то школьного учителя.
Пока отец разбирался с преподавателями, Арусяк сидела в машине, глазела по сторонам и с тоской думала о выпускных экзаменах в общеобразовательной школе, представляя, в какую копеечку влетят отцу экзамены по математике, физике и химии: твердая четверка у Арусяк была только по русскому и английскому языкам. Аннушка, приунывшая оттого, что из девочки не вышло музыканта, вдруг обнаружила склонность и, главное, усердие дочери в изучении языков и недолго думая наняла для Арусяк репетитора – двадцатисемилетнего переводчика Сашу, которого порекомендовала лучшая подруга.
Арусяк, к тому времени превратившаяся из толстого гадкого утенка с длинным носом в завидную невесту с весьма соблазнительными формами и копной черных кудрявых волос, обрадовалась и даже задумалась над поступлением в институт. Петр Мурадян, который решил, что дочь его уже вполне доросла до того, чтобы выйти замуж за хорошего армянского парня и осчастливить его внуками, устроил скандал и сказал, что платить за обучение дочери не намерен. Аннушка в очередной раз закатила истерику и стала настаивать на том, чтобы дочь все-таки получила высшее образование. В итоге родители сошлись на варианте, который устроил обоих: Арусяк занимается с репетитором и пытается поступить в институт своими силами либо выходит замуж.
– Если есть ум – поступит, – хитро сказал Петр, надеясь, что лень дочери возьмет верх и спустя пару-тройку месяцев она махнет рукой на институт и всерьез задумается о замужестве.
На протяжении трех месяцев каждый вторник и четверг Арусяк исправно посещала курсы, где преподавал Саша Величко, худощавый белобрысый парень с бесцветными глазами. И вполне возможно, что ко времени вступительных экзаменов в университет Арусяк знала бы язык Шекспира не хуже его самого и могла бы заткнуть за пояс любого, даже самого матерого преподавателя, если бы между учителем и ученицей не случился роман.
Саша Величко долго жался и мялся, прежде чем решился пригласить свою ученицу погулять. Арусяк, которая до этого была обделена мужским вниманием и если что и знала об отношениях между мужчиной и женщиной, то только из дамских романов, которые почитывала Аннушка, сначала удивилась, а потом обрадовалась. Саша казался ей сказочным принцем: умным, интеллигентным и образованным, человеком очень тонкой душевной организации, отвергнутым гением, которого никто не понимал в этом жестоком мире, мужчиной, который прячет свое истинное лицо под маской скупости и вредности и испытывает ее чувства на прочность, точь-в-точь как дон Педро из очередного дамского романа, который читала Арусяк.
То, что Саша на самом деле был натурой мелочной и скупой, как крот из сказки про Дюймовочку, и преследовал вполне определенные цели: жениться на дочери богатого отца и перебраться в просторный дом, а не ютиться в комнатушке, которую он снимал у одного пьяницы, Арусяк узнала намного позже. Александр Величко был поистине уникальным человеком. И если бы инопланетяне все-таки посетили грешную землю, то он был бы первым экземпляром, который бы они забрали для изучения пороков, присущих человеческой расе.
Саша знал, где в ограде зоопарка, расположенного возле университета, есть прореха, через которую можно пролезть, чтобы не платить за вход, и Арусяк с готовностью задирала до задницы юбку в обтяжку, хватала в зубы туфли на шпильках и лезла в дырку. Еще Саша знал, что по маршруту «Парк Шевченко – Новые дома» каждые полчаса курсирует бесплатный автобус, и во время их с Арусяк прогулки юноша то и дело поглядывал на часы и говорил: «Осталось пятнадцать минут! Осталось десять минут! Бежим!» – после чего запихивал девушку в автобус, битком набитый дачниками, возвращавшимися в это время со своих участков. В автобусе Арусяк стояла в весьма странной позе, прижимала к груди тяпку стоящего впереди огородника и думала о том, как прекрасно быть обыкновенной девушкой, а не неженкой, с которой сдувают пылинки. Саша стоял рядом на одной ноге, а второй упирался в ведро с картошкой.
– Arusiak, how are you? – спрашивал он иногда, вспоминая, для чего его нанял отец Арусяк.
– I’m fine, – отвечала Арусяк, слабо улыбаясь и пытаясь разогнуться.
