Элли легко повернула большую черную железную ручку.
— До свидания, Элли. Удачи вам.
— До свидания.
Элли пулей вылетела на улицу и заметила, что погода значительно ухудшилась. На Бриджидс-вэй, улице обычно опрятной и чистой, дул сильный ветер: то здесь, то там вдруг возникали маленькие смерчи из обрывков старых газет и прочего легкого хлама. Она ускорила шаг, пытаясь выкинуть из головы все, что ей наговорил Джасти. «Бывает и хуже», — повторяла ее мать, когда все у нее валилось из рук и шло наперекосяк.
«Да, бывает и хуже, — думала Элли. — Интересно, а лучше бывает?»
Неужели и старухой, седой и сморщенной, она не сможет не думать о вечных проблемах, будет занята безуспешными поисками ответов на мучительные вопросы?
Она не помнила, как очутилась перед фасадом здания, где располагалась редакция «Авенинг сёркл». Старое это здание, возможно, знавало и лучшие времена, но Элли казалось, что оно всегда было таким ветхим и облупившимся. Стены его осели и покосились, правда, совсем чуть-чуть, так что входить можно было, не опасаясь, что дом через минуту рухнет. А поскольку жизнь и так не баловала Элли удобствами, в этих стенах она чувствовала себя вполне на своем месте.
По знакомым скрипящим ступенькам она поднялась на второй этаж. Старые радиаторы под окнами так жарили, что у окон от пола и до потолка, словно занавески с неясным узором, колыхалась пелена пара. Незаметно, как тень, Элли прошла через лабиринт рабочих столов из красного дерева. Если б сотрудники заметили ее прибытие, они бы приветствовали ее, но Элли скользнула в состояние, когда окружающие ее не видят, и никто не обратил на нее внимания.
У нее был отдельный маленький кабинет, его предоставили под тем предлогом, что ее работа требовала тишины. В газете Элли трудилась информационным аналитиком. Но кабинет отнюдь не лишал ее удовольствия слышать телефонные разговоры и болтовню коллег. Получалось что-то вроде серийного вуайеризма. Нет, она не подслушивала, не шпионила, не дай бог. Просто ей казалось, что ее скромная жизнь является частичкой чего-то гораздо большего.
Элли открыла дверь и уселась за стол. В голове был какой-то туман, будто она не выспалась, хотя ночь прошла хорошо. Перед глазами все еще стояли морщинистое лицо и красивые длинные пальцы Джасти. Свою работу она очень любила. Скажи Элли прежде, что ее будет удовлетворять место информационного аналитика в крохотной газетенке заштатного городка, она не поверила бы. Но оказалось, что Элли интересно сталкиваться с занимательными случаями из жизни, ей очень нравится воображать себя детективом, выискивать факты из старых, пыльных журналов и книжек. Однако сегодня, увы, работать нет никаких сил. Она включила компьютер и безнадежно заглянула в почтовый ящик. Нет, эти сообщения подождут, когда она вернется из отпуска.
Она вдруг вспомнила, что сегодня у нее последний день перед отпуском и на работу ей выходить теперь только после Нового года. Элли сморщила носик: ну почему не составила никакого плана? Попросту забыла. Можно было бы куда-нибудь уехать, конечно, но это время года она больше всего любит проводить здесь — всюду огни, деревья украшены лампочками, царит дух веселого возбуждения и радости. Естественно, она останется. Сейчас для нее нет большего удовольствия, чем помечтать, какие фильмы она сможет посмотреть, какие книги прочитать, что переделать у себя дома. Можно будет даже закончить вышивку, которую она начала еще два года назад.
Запах Стеллы она почуяла, когда та еще и в дверь не постучала. Тошнотворный запах ее духов «Шалимар» можно было вынести только после того, как она пройдется под дождем по грязной улице.
— Привет, моя сладенькая. А я и не видела, как ты пришла!
Еще бы не видела, никто не видел. Никто вообще никогда не замечал, как она входит.
— Здравствуй, Стелла, — пробормотала Элли.
Вообще-то еще рановато, чтоб иметь дело с таким напором энергии. Нет, нельзя сказать, что она не любит Стеллу. Скорее, ей просто жалко ее. Ростиком метра полтора, не больше, костюмы носит такие тесные, что странно, как они не расползаются по швам. То ли нарочно покупает маленькие размеры, то ли фигура неудачная, ни во что не влезает. На голове веник, отчаянно-рыжие лохмы торчат во все стороны, а на лице всегда толстый слой штукатурки.
В газете Стелла вела раздел сельского хозяйства и погоды. Знала довольно много натуральных средств, как избавиться от мелких бытовых проблем. Всегда могла подсказать, как, например, использовать фен, если болит ухо, или посоветовать вернейший способ выведения любого пятна. По правде говоря, Элли частенько приходило в голову, что со Стеллой у нее много общего, гораздо больше, чем с другими. Она видела, что буйные, неукротимые округлости Стеллы окутаны полем той же магической энергии, которая ей самой позволяет быть невидимкой. Но в отличие от Элли Стелла, как могла, боролась с этим полем. Она очень старалась, и, хотя невидимкой в физическом смысле, как Элли, не была, окружающие почему-то ее в упор не замечали. Отсюда ее напористость и нахальство — как же, ведь хочется, чтобы на тебя тоже обратили внимание. Именно с этой развязной энергией справиться в девять утра Элли не всегда умела.
— Только не обижайся, Элли, но ты что-то неважно выглядишь, — прочирикала Стелла своим ярко выраженным акцентом южанки.
— Просто устала, — отозвалась Элли, поборов желание закатить к потолку глаза.
— Нет, думаю, дело не в этом.
Стелла решительным шагом вошла в кабинет.
— Правда? А в чем, по-твоему, Стелла? — Элли задала этот вопрос, хотя услышать ответ у нее не было никакого желания.
— Хм! — Стелла постучала кончиком красного ногтя по крышке Эллиного стола. — Мне кажется, тут все дело в том, что у тебя щенячьи мозги.
— Щенячьи мозги? Ой-ой-ой! Это что, очень опасно?
Услышав нотку высокомерия в собственном голосе, Элли поморщилась.
— Элли, выслушай меня, будь добра. Моя бабушка Перл так это и называла: «щенячьи мозги».
Бабушка Перл была героиней почти всех странных историй Стеллы. Они звучали столь причудливо, что Элли не раз приходило в голову, уж не выдумала ли Стелла эту свою бабушку нарочно. Может быть, Стелла считала, что образ экстравагантной горянки придаст больше правдоподобия и убедительности ее вычурной диагностике.
— Это бывает, когда много думаешь о себе. И каждая мысль, каждая идея как бы ловит себя за собственный хвост.
Стелла похлопала Элли по плечу, словно желая успокоить ее.
— Расслабься, ведь ты, небось, в мыслях уже где-нибудь далеко отсюда? Просто держи себя в руках.
У Элли было такое чувство, будто с нее содрали кожу. Разве можно после прекрасного утреннего разговора с Джасти общаться с кем-то, кто встал так близко и смотрит на тебя почти в упор? Ей захотелось плакать. Но не дай бог, Стелла бросится ее утешать, то есть обовьет своими лилейными ручками, нежно погладит по головке, как это сделала бы бабушка… Этот ее запах проникает повсюду, кажется, что въедается в самые поры. Нет, уж лучше не плакать.
