— Значит, вы уже познакомились с мистером Дэрроу?
— Да. Он показался мне образцом джентльмена.
— В самую точку! А какой представительный! Его покойная жена, мать мальчиков, тоже славилась редкостной красотой! Что за прекрасная была пара! Печально, что ей пришлось так рано покинуть этот мир. Ну да не нам здесь решать. Надо помочь детям забыть.
— Я не уверена, что «забыть» — это правильное слово.
Оглядываясь в прошлое, скажу, что это было наше первое и единственное разногласие, и, должна признаться, я в нем одержала верх. Я никогда не позволю детям забыть ни их покойную маму, ни их няню.
Мы завернули за угол рядом с картиной, изображавшей ночной пейзаж и замок вдалеке. Не останавливаясь, няня Прам указала на полотно.
— Миссис Дэрроу посвящала много времени изящным искусствам; живописи, пению, скульптуре. Хотя смею заметить, вкус у нее был мрачноватый. — Няня остановилась в конце коридора и толкнула дверь в детскую.
Дети нас уже ждали. Полу еще не исполнилось тринадцати; это был хрупкий, бледный мальчуган с волосами темными, как у матери, чей портрет висел в кабинете мистера Дэрроу, и яркими синими глазами. Его четырехлетний брат Джеймс, малыш с песочно-рыжеватыми кудряшками и круглой, с ямочками, шаловливой мордашкой, вежливо поклонился и протянул мне букетик полевых цветов. Старший брат стоял рядом, прислонившись к стене.
— Мы вам очень рады, — промолвил Джеймс.
— А уж я-то как рада с вами познакомиться! Я знала, что по крайней мере один джентльмен в Эвертоне есть, но думать не думала, что мне посчастливится познакомиться еще с двумя. А цветы какие чудесные! — Я восторженно всплеснула руками и заулыбалась — ведь именно этого от меня ждали! — хотя понятия не имела, что делать с букетом. Цветы меня нервируют, особенно как подарок. Их ведь надо сохранить живыми, дать поцвести еще немного, а если не получится, что, как вы думаете, это говорит о человеке? Из неудачи можно сделать такие глубокие выводы! «Да она даже о цветах позаботиться не в состоянии. Вот уморила! Боже мой, надеюсь, детишкам Дэрроу повезет больше!» — И пахнут так приятно: ничего слаще я не нюхала с тех самых пор, как маленькой девочкой жила в Индии.
— Ой, а вы жили в Индии? — разом встрепенулся Джеймс.
— Да, много лет. Мой отец служил там, когда мне было примерно столько же, сколько тебе сейчас.
— А вы кобру видели?
— В одном шаге от себя! По счастью, она танцевала под дудку заклинателя змей, так что это было не бог весть какое приключение. Но я много чего чудесного повидала. Если тебе интересно, мы, наверное, сможем уделить немного времени рассказам о Дальнем Востоке на наших с вами уроках.
— Ох, мэм, пожалуйста!
На протяжении всего разговора Пол нетерпеливо переминался с ноги на ногу, будто ему не терпелось поскорее уйти.
— Я должна извиниться, Пол. Порой я забываю, что мои истории интересны отнюдь не всем.
— Ох, мэм, нет, дело не в этом. Просто, понимаете, мы уже опаздываем.
— Опаздываете?
Няня Прам отпихнула меня в сторону и взяла мальчика за руку.
— Пол, милый, не сейчас. Мы как-нибудь в другой раз сходим.
Но я не отступалась:
— Напротив, мне бы не хотелось нарушать ваш распорядок дня, тем более если у мальчиков уже назначена какая-то встреча.
— Дело терпит.
— Честное слово, мне будет очень стыдно в первый же день помешать чьим-то планам!
Няня Прам вздохнула, пожала широкими плечами и выпустила мальчика.
— Если вы настаиваете. Я помогу детям одеться.
Я в свою очередь посодействовала чем могла няне Прам и вышла вслед за ними из дома на солнечный свет. Она и я шли рядышком, дети нас обогнали. Пол шагал, засунув руки в карманы, молчаливый и отрешенный; Джеймс бежал вприпрыжку, распевая во весь голос какую-то чепуху. Мы проследовали по тропинке к воротам и свернули на дорогу, которая вела вниз, к деревне Блэкфилд, удобно расположенной у основания холма, что придавал Эвертону солидности.
Деревня — скопление крытых соломой домиков, между которыми вились мощенные булыжником улочки, — была мирным, цветущим местечком, невзирая на наличие целых двух пабов. Почти все жители Блэкфилда считали это обстоятельство приметой прогресса и, возможно, свидетельством того, что деревня постепенно превращается в город, — в сущности, одна только Милдред Уоллес жаловалась всем, кто соглашался слушать, что один паб — это грех, а два — это полное упадничество. Спустя какое-то время единственной аудиторией для ее проклятий остался бедолага мистер Уоллес; все прочие селяне, лишь завидев приближение Милдред, поспешно сворачивали за угол или ныряли в дом. Надо ли говорить, что мистер Уоллес был частым гостем в обоих заведениях.
Мы пошли дальше по дороге, пока дома не сменились возделанными полями и пологими холмами. Небольшая сельская церквушка Святого Михаила с каменными стенами и старинным ухоженным домом священника притулилась на пригорке у самой окраины деревни. Между ними раскинулось кладбище. Едва завидев его, Пол ускорил шаг, нырнул в ворота и запетлял между могильных камней — только тогда я запоздало догадалась, зачем мы пришли. Джеймс догнал брата, и оба опустились на колени перед внушительным надгробием, на котором значилось имя их матери. Земля на могиле еще не осела. Няня Прам удержала меня поодаль, а мальчики возбужденно тараторили без умолку над участком земли, где покоилась их мать. Няня говорила со мной тихим шепотом, настолько отличным от ее обычного голоса, насколько это возможно, в то время как дети рассказывали матери обо всем, что приключилось со времени их последнего визита.
— Они, бедняжки, каждый день сюда приходят. Сдается мне, Джеймс вообще не понимает, что с ней произошло. Он и на похоронах не плакал. Но Пол… он пережил тяжкое потрясение.
Действительно, даже сейчас было видно, что разговаривает с матерью главным образом Пол, а Джеймс уже отвлекся на пару ярких бабочек. К ужасу няни Прам, малыш носился за ними, перепрыгивая с одной могилы на другую.
— Джеймс Майкл Дэрроу, а ну перестань сейчас же! — возопила няня.
Пол, не обращая внимания на брата, продолжал беседовать с матерью и очень удивился, когда я встала у надгробия с ним рядом.
— Пожалуйста, не прерывайся из-за меня, — попросила я его. Солнце тяжело повисло в небе.
Мальчик, сощурившись, взглянул на меня, затем перевел взгляд на няню, что гналась за его братом, подобрав юбки.
— Она считает это странностью.
— Людям, которые никогда не теряли близких, трудно понять, как оно бывает.
Пол вновь уставился на надгробие и провел пальцем по имени матери.
— Только меня одного не было с ней рядом, когда она умерла. — Он поднял глаза на меня, в лице его читался вопрос.
— Почему же? — спросила я.
