Лa Вальотт была самой красивой женщиной века барокко. А также самой великой актрисой Парижа. На самом деле ее звали Элизабет Диспанэ. Одной ее красоты было достаточно, чтобы собирать полные залы. В течение семи лет она играла в труппе принца Оранского, а затем, начиная с 1626 года, поступила в труппу Королевских актеров. Она отдавалась всем знатным вельможам. К концу ее карьеры на ней женился аббат д’Армантьер, который вынудил ее бросить театр. И хотя она была уже далеко не молода, он заставлял ее ложиться с ним в постель обнаженной. Когда она умерла, он, сходивший с ума по телу своей супруги, сохранил для себя ее череп, приказав очистить его от плоти и выкрасить черной краскою. Затем установил этот череп на секретер с резными столбиками подле своей кровати, дабы по-прежнему спать рядом с женой. Он рассказывал, что может шептаться с нею ночами, когда сон не шел к нему, перебирая воспоминания об их жизни, о былом счастье.
Глава XVI
Череп АнныВ 1640 году Анне де Ланкло[21]исполнилось двадцать лет. Она виртуозно играла на виоле и теорбе, отличалась приветливым нравом, идеально белым цветом лица, красивым голосом, изящным сложением, даром что при очень маленьком росте, и большими черными глазами; вдобавок она прекрасно танцевала, а также говорила и читала на двух языках — итальянском и испанском. Анна де Ланкло предпочитала, чтобы ее звали Нинон. Она говорила:
— Любовь — это чувство, которое не предполагает никаких достоинств в особе, ее возбудившей. Она не обязывает ни к какой благодарности и не требует никакой награды от тех, кто не зависит от нашей воли. Вот что такое любовь: нежданная страсть, обреченная на отвращение; рабыня времени.
* * *
Когда настал его смертный час, Анри де Ланкло призвал к себе Нинон и сказал:
— Дочь моя, послушайте меня, берите себе в союзники только время. Пусть никогда не смущают вас ни количество, ни возраст, ни ранг, ни цена, ни внешность, ни обстоятельства, — заботьтесь лишь о выборе предмета во времени, коим будете наслаждаться.
— Простите, что подхватываю вашу мысль на лету, батюшка. Вы и впрямь полагаете, что оба этих французских слова — я наслаждаюсь — имеют смысл, когда их произносят одно за другим?
— Я думаю, что надобно поступать по примеру облаков, — ведите себя так, будто хотите сказать: я проливаюсь дождем.
— Но вы, батюшка, вы, пожелавший пролиться семенем в лоно моей матери, дабы зачать меня, — неужто вы сами в это верите?
Ответа не последовало.
Умирая в возрасте восьмидесяти с лишним лет, Нинон де Ланкло сказала:
— Если бы кто-нибудь мне предсказал, хотя бы приблизительно, подобную жизнь, я бы предпочла повеситься.
Она сказала «повеситься». Она не сказала «дать себя обезглавить».
* * *
Через пятьдесят лет после ее смерти при французском дворе стало модно держать подле себя череп. И когда затихали стоны сладострастия, а голос совести звучал слишком слабо, взгляд обращался к этой мертвой голове. Отцы иезуиты утверждали, что такое созерцание равнозначно покаянной молитве. И благоговейное прикосновение к черепу в равной мере помогало приобщиться к Богу. Эти черепа обставляли горящими свечами, украшали розетками, дабы сделать еще привлекательней. Королева Мария Лещинская велела поставить к себе на секретер череп Нинон де Ланкло. Маркиз д’Аржансон, военный советник короля, вспоминает, что время от времени королева поглаживала этот череп, приговаривая:
— Вот так-то, моя милая!
* * *
Следовательно, одно из двух: либо Нинон после своей кончины, но перед погребением, была обезглавлена.
Либо ее могила была осквернена, труп вырыт, и то, что осталось в целости среди груды истлевших костей, а именно череп, отделили от них, отчистили, выбелили и преподнесли королеве Франции.
