Поблагодарив своего элегантного товарища, я отдался другой безотлагательной заботе: подыскать ночлег для моих измученных людей. И нашел его примерно в километре оттуда, на большой ферме с просторными и многочисленными постройками.
Когда машины были поставлены, я распределил группу между ригами, сараями, овчарнями, после чего повалился, не раздеваясь, головой на охапку сена. За эти тридцать шесть часов мне не удалось отдохнуть ни минуты.
Меня разбудил среди довольно ясной ночи лай собаки, идущей за мной по пятам. Я брел прямо к глубокому пруду. Это был единственный раз в моей жизни, когда со мной случился приступ сомнамбулизма. Спасибо тебе, славный деревенский пес!
Тем же самым днем, 12 июня, государственные службы довершили свое бегство из Парижа; здания всех официальных учреждений опустели, двери остались нараспашку.
Чтобы перевезти функционеров, их семьи и обстановку, задействовали шестьсот грузовиков Министерства воздушного транспорта. Но администраторы оказались не столь дальновидны, как дипломаты, и не взяли с собой архивы, не сожгли их. На заводах парижского региона были брошены девяносто корпусов самолетов.
В столице не осталось ни одного свободного автомобиля. Растерянные солдаты требовали, чтобы их взяли на борт гражданских машин. Было невозможно эвакуировать раненых, хлынувших в госпитали.
Такси больше не имело цены. Таксистам сулили астрономические суммы, и у дверей их экипажей разворачивались аукционы на тысячи франков. Перед Лионским и Аустерлицским вокзалами люди образовали километровые очереди в надежде сесть в последний поезд. Дети, старики задыхались в этой толпе, доведенной до крайности ожиданием и тревогой.
В своем несчастье Франция тоже казалась сомнамбулой.
IV Жизнь в замке
Все во Франции происходит в замках. Там рождаются выдающиеся люди, определяются судьбы, пишут свои шедевры писатели, скользит по коридорам тайная любовь; там же размещаются штабы, подписываются договоры. Революции их сжигают, буржуазия реставрирует и уродует. Во всяком случае, они свидетельствуют о посредственности былых времен. Естественно, через них проходят и наши бедствия.
Тем утром, 13 июня, когда я проснулся в сене напротив Божанси, находящийся в ста километрах к западу от него город Тур служил временной, очень временной столицей Франции. Правительство эвакуировалось туда двумя днями ранее, и высшие власти республики были временно размещены в окрестных замках: кто в ренессансном, с оконными средниками, кто в солидном, стиля Людовика XIII, или в классическом, Людовика XIV, кто в элегантном, XVIII века. Все окна выходили в сады на французский лад, с бордюрами из самшита, с водоемами или псарнями.
Удрученный президент Альбер Лебрен поместился со всей своей свитой, гражданской и военной, в замке Канже на высоких берегах Шера. Первоначально средневековый, перестроенный в эпоху Возрождения, а потом, увы, при Наполеоне III, он был довольно унылым жилищем, где среди газонов возвышалась одинокая магнолия. Председателю сената, Жюлю Жане, достался замок Плен; Эдуару Эррио, председателю палаты депутатов, — замок Монконтур; маршалу Петену — замок Нитре. Замок Верец был предоставлен министру внутренних дел Жоржу Манделю; но последний, быстро проинспектировав места, вернулся в турскую префектуру, изгнав префекта из его покоев.
Что касается председателя Совета Поля Рейно, то он тем утром, в одной пижаме, находился в комнате замка Шиссэ вместе с начальником своего секретариата Домиником Леком, в таком же одеянии. Оба ползали на четвереньках по разложенной на ковре большой карте Франции, ища наиболее быстрый и свободный путь в Бордо.
Календарь последних недель был календарем трагедии.
18 мая Поль Рейно вновь реорганизовал правительство. Чтобы успокоить страну, он вызвал из Испании маршала Петена, который был там послом, и сделал его вице-председателем Совета, в то время как генерал Вейган, вызванный из Сирии, был назначен главой Генерального штаба. Огонь разжигали всеми старыми дровами! Но поскольку требовалась также крепкая рука, чтобы держать службы государства, Министерство внутренних дел не без колебаний было доверено Жоржу Манделю, бывшему соратнику Клемансо.
Когда Петен прощался с генералом Франко, тот сказал ему:
— Не ездите, маршал. Отговоритесь вашим преклонным возрастом; пусть те, кто проиграл войну, ее и заканчивают, пусть они подписывают мир… Вы победоносный солдат Вердена, так не присоединяйте же ваше имя к тому, что другие потеряли…
На что Петен ответил:
— Я знаю, господин генерал, но меня призывает отчизна, а у меня долг перед ней. Может, это последняя служба, которую я ей сослужу.
Как мелодраматично: «дарить самого себя»! Так ли уж бескорыстно повел себя старый маршал? Говоря с Анатолем де Монзи 30 марта, он сказал ему: «Я им понадоблюсь во второй половине мая». Надо ли вывести отсюда, что уже в Испании он располагал сведениями, которыми не поделился с правительством?
Того же 18 мая, ночью, генерал Жиро прибыл в Като, чтобы там взять на себя командование 9-й армией. Город был занят неприятелем. Жиро блуждал в поисках армии, которой больше не существовало, и угодил в плен со всем своим штабом.
21 мая немецкие войска достигли Амьена и Арраса. Весь британский контингент, более десяти дивизий, столь же плохо организованных, как и наши, оказался запертым в Дюнкеркском котле; самолеты маршала Геринга их бойко бомбили. Чтобы спасти свои войска, Великобритания собрала армаду из тысячи судов — самую странную из всех, когда-либо виденных, где прогулочные яхты плыли борт к борту с грузовыми судами и миноносцами. Чтобы ответить на распространявшиеся дурные слухи, Черчилль отдал приказ забрать не только всех англичан, но и французов. Эвакуация длилась неделю. Триста двадцать восемь тысяч двести двадцать шесть человек, из которых сто тридцать тысяч наших, были спасены. Но сколько утонувших или расстрелянных из пулеметов пошли ко дну! На пляжах остались тридцать тысяч человек, все они попали в плен. Со своей стороны, Королевские воздушные силы потеряли в операции сто шесть самолетов и семьдесят пять пилотов, преодолев лимит, определенный Стаффи Даудингом.
Фландрская равнина была усеяна двумя тысячами пушек, шестьюдесятью тысячами машин и шестьюстами тысячами боеприпасов.
28 мая Бельгия капитулировала. Торопясь переложить на другого свою собственную ответственность за случившееся, вся Франция закричала о предательстве, и король Леопольд III был вычеркнут из списков Почетного легиона.
Несчастный Леопольд, очень рано лишившийся королевы, которая была любима больше, чем он! На него теперь сваливали ответственность за стратегию, которую он не одобрял. В самом деле, разве король не просил, чтобы линия фронта его армии включала Лувен и Брюссель и чтобы была усилена оборона между Вавром и Намюром, в наименее защищенном секторе? В чем главнокомандующий Гамелен (по-прежнему он!), разумеется, ему отказал.
Неудачей было также и то, что, как и во Франции, немцы начали наступление в самый разгар министерского кризиса в Бельгии, и Леопольду пришлось просить премьер-министра Пьерло забрать обратно свое прошение об отставке.
