Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
Закаляйся, как сталь!
Зомберг перебрал в памяти каждый эпизод яркого поединка и, мысленно поставив себя на место тренера моряков, старался проникнуть в его думы, в его намерения. От него можно ожидать любого подвоха! Ради достижения победы он не посчитается ни с чем. Даже сомневаться не приходится. Ведь смог же Запорожский после боя, когда объявили победителем Миклашевского, прошептать такую гадость с улыбочкой: «Не радуйся, салага, тебе просто пофартило, я вывихнул палец…» Хитра бестия, елки-моталки! Сразу же, не сходя с ринга, попытался выкрутиться, оправдать свой проигрыш и смазать победу, честную победу Миклашевского. И сам Косиков хорош. Бесстыже подхватил «идею» и развил. Через несколько дней в спортивных обществах и тренировочных залах распространился слушок: дескать, Игорь Миклашевский победил случайно.
От таких разговоров радость успеха несколько поблекла, Игорь ходил хмурый и тренировался с каким-то остервенением, бил по мешку с песком так, словно перед ним находился обидчик. Зомберг понимал, что словами тут ничего не докажешь.
С тех майских дней прошло чуть больше месяца. Сегодня на открытой эстраде состоится матчевая встреча со сборной флота. Конечно же, центральным боем будет поединок Запорожского и Миклашевского.
3
Лихо развернув машину, водитель подкатил прямо к главным воротам и затормозил. Зомберг встал и трижды звучно хлопнул в ладоши. Наступила тишина.
— Не расходиться. Сейчас выясним, где будет взвешивание. После взвешивания найдем укромный уголок и отдохнем пару часов. Кульга, — поманил рукой Зомберг тяжеловеса, — пойдемте со мной.
Боксеры стали выглядывать в открытые окна. Народ уходил из парка. Ни улыбок, ни смеха, ни песен.
— Дождя вроде не ожидается, — сказал Чернов, оглядывая ясное небо. — Сводку сам утром слушал…
— Денек на загляденье! Такие не густо выпадают, — добавил Костя. — Только загорать на солнышке да купаться.
— Может, случилось что? — сказал Ашот Васказян. — Может, какой-нибудь балшой человек… Как тогда Серго Орджоникидзе или писатель Горький, а?
— Не каркай, — отрезал Костя. — На душе у тебя перед боем кошки скребут.
— Мы тебе похороны устроим потом, после матча, если проиграешь, — улыбнулся Чернов и расстегнул ремешок на баяне. — А сейчас, Ашот, пой! Твою любимую, про ветер.
Васказян, выждав минуту, приятным тенором запел:
А ну-ка песню нам пропой,
Веселый ветер, веселый ветер…
Спортсмены дружно подхватили:
Кто весел, тот смеется,
Кто хочет, тот добьется,
Кто ищет, тот всегда найдет!
Дверь автобуса открылась — и Кульга, странно озабоченный и хмурый, не входя внутрь, приказал:
— Сворачивай концерт! Выходи!
Песня оборвалась на полуслове. Боксеры повскакивали, посыпались вопросы:
— Морячка притоптали?
— Где взвешивание? Здесь, в конторе, или на эстраде?
Кульга хмуро смотрел перед собой, как будто бы в первый раз видел армейский автобус, боксеров, потом, махнув рукой, быстро зашагал к воротам. Спортсмены недоуменно переглянулись и гурьбой пошли за Григорием.
У входа в парк на большом фанерном щите висела афиша, красочно выполненная художником. Еще издали бросались в глаза смугло-коричневые фигуры боксеров и короткое слово — «Бокс». Под ним, четким шрифтом: «Встреча сборной команды Краснознаменного Балтийского флота со сборной Ленинградского военного округа». Дальше несколько фамилий участников и их титулы.
Миклашевский, проходя мимо, скользнул взглядом по афише, встретил свою фамилию, и как-то стало теплее на душе. Он не был тщеславным, но известность имеет притягательную силу, и наверняка мало отыщется людей, которые останутся равнодушными к ней.
Контролерши, пожилые женщины, не спрашивая билетов, посторонились, пропуская военных. Одна из них, с печальными глазами, грустно вздохнула:
— Сыночки, проходите… Проходите…
Кульга шел, не оглядываясь. Боксеры старались не отставать от него. Беспокойство командира невольно передавалось им, хотя никто из спортсменов даже не догадывался о том, что произошло.
Тяжеловес повернул от ворот налево и направился к легкому летнему строению из дерева и стекла, ярко раскрашенному, над входом которого красовалась вывеска: «Ресторан».
Ресторан оказался почти пустым, хотя обычно в воскресный день в нем трудно найти местечко. Одинокие посетители молча пили и ели, быстро расплачивались и уходили.
— Сдвигай столы, — приказал Кульга.
Боксеры забеспокоились, каждый стал прикидывать сколько и чего сможет съесть.
— Мне сметаны полстакана, — Васказян показал пальцами.
— Я ничего есть не буду, пока не встану на весы, — категорично заявил Чернов. — У меня вес!.. Норма!..
— Я тоже не могу, — решительно сказал Костя и, сверкая глазами, уставился на тяжеловеса. — Зачем привел нас, Гриша? Смеешься, что ли?
— Заткнись! — грубо оборвал его Кульга и жестом показал на стулья. — Рассаживайтесь!
Подошла официантка, полногрудая и рослая, с белым передничком.
— Меню смотрели?
— Пиво есть? — спросил Кульга.
— Есть, свеженькое.
— Каждому по кружке и по сто граммов. Ну и какую-нибудь закуску.
Официантка понимающе кивнула и удалилась.
— Тяж, ты обалдел! — Чернов вскочил. — Перед боем пить водку?!
Миклашевский смутно догадывался, что свершилось что-то тяжелое и непоправимое, что боксерский матч, возможно, и не состоится. Смутное беспокойство охватило его. Игорь хмуро и зло посмотрел на Чернова, и тот сразу прикусил язык.
Официантка принесла наполненные пивом кружки, стопки, графин с водкой и гору закуски.
— Сдвинем кружки, ребята. На счастье, на удачу!.. Может быть, никогда больше не придется вот так, всем вместе, — глухо произнес Кульга, — час назад, в двенадцать, выступал по радио Молотов…
За столом стало тихо. От удивления и неожиданности лица боксеров вытянулись. Слышно было, как чуть поскрипывает венский стул под грузной фигурой тяжеловеса.
— Фашисты бомбили Киев, Ригу, Севастополь, Каунас, Львов… В четыре часа утра началось. По всей западной границе, от Балтики до Черного моря…
Игорь хмурил брови. Не верилось, что такое могло случиться. Как же так? Вроде коварного удара, нанесенного не по правилам, ниже пояса. Еще вечером в газетах, кажется, писали о дружбе, о пакте ненападения…
Костя Игнатов резко отодвинул кружку, пиво хлестнуло через край и расплылось бурым пятном на скатерти. Он оперся руками о стол и, приподнимаясь, таращил глаза на старшину:
— Тяж, это же… война?!
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
