Моряк презрительно фыркнул.
— Лучше. Парень, который торчит на мостике, идет слишком крутым бейдевиндом.
— Что значит «крутой бейдевинд»?
— Это значит, что он ведет корабль слишком против ветра. А это замедляет ход.
— А кто тот парень, который «торчит на мостике»?
— Всего-навсего рулевой.
— Интересно, смогу ли я когда-нибудь выучить все морские термины, не говоря уже о том, чтобы управлять таким судном?
— Кому-то корабельная наука дается сразу, — небрежно бросил моряк. — А кому этакая сноровка не дана, тот тоже может научиться — со временем. Зато редко кто может указать рулевому, каким курсом идти, или умеет читать по звездам и указать точное место высадки на чужом берегу, где сам никогда не бывал. Вот за таким человеком команда всегда пойдет.
— Вы имеете в виду навигатора?
— Именно так. Всякий дурень скажет вам, что мы шли на юг с тех пор, как оставили берег Ирландии, а позавчера мы взяли курс, я так думаю, ближе к восточному. Об этом легко судить по солнцу да еще по тому, что с каждой ночью в трюме становится все жарче. Сдается мне, что мы прошли по меньшей мере четыре сотни миль и теперь находимся где-то у берегов Африки.
Гектор заговорил о том, что все время исподволь его мучило:
— Однажды в детстве мне довелось слышать рассказ человека, который побывал в плену у пиратов. Он говорил, что узников заставляли работать как рабов на галерах — грести веслами. Но я не вижу здесь никаких весел.
— Это парусное судно, а не галера, — ответил моряк. — Это даже не галеас, у которого есть и весла, и парус. В открытом море галера бесполезна. Грести в волну невозможно, да и расстояния слишком велики. Чем будешь кормить команду, коль припасов хватит не больше чем на несколько дней? Вдали от суши лучше довериться ветру. Что и говорить, этот корабль отлично подходит для своей цели, а цель эта — пиратство.
— А как насчет встречи с другим кораблем? Есть ли шанс, что нас кто-нибудь освободит?
— Оно, конечно, встретить мы можем, другое дело — станут ли нас спасать? Прежде всего, вон там наш напарник. — Дентон кивком указал на второй пиратский корабль, видимый в полумиле в стороне. — Коль скоро два корабля идут вместе, к ним лучше не приближаться — а вдруг враги? Они могут напасть на чужака. А если мы разойдемся и каждому придется идти в одиночку, тогда кто может сказать, что этот корабль — пиратский? Если команда постарается укрыть вот эти несколько орудий, такое судно запросто может оказаться как торговым, так и пиратским. Спусти эти вымпелы и то зеленое знамя, подними чьи-то другие цвета, и вот ты такой же датчанин, или француз, или бранденбуржец, или мусульманин. Потому корабли избегают друг друга, встречаясь в море, а иначе бед не оберешься.
* * *
На следующий день к вечеру выяснилось, что Дентон был не совсем прав. Пленники были на прогулке на палубе, когда с топа мачты заметили вдалеке какой-то парус. Гектор успел отметить, что Хаким-мореход, не отрываясь, смотрит в сторону приближающегося судна, а затем пленников поспешно загнали обратно в трюм и заперли. Дентон с нижней ступеньки трапа прислушивался, склонив голову набок. Раздался визг канатов, бегущих через деревянные клюзы.
— Вот те на! На полном ходу берут топсель, — заметил он.
Вскоре после этого раздался топот ног, бегущих на корму.
— Хотят отдать бизань. Тянут.
— Что это значит? — шепотом спросил Гектор.
— Замедляют ход, ждут, когда второй корабль догонит нас, — объяснил Дентон.
Гектор и сам чувствовал, что движение судна изменилось. Прежде оно шло с креном, теперь выровнялось и тихо покачивалось на волнах.
Дентон сел, прислонившись к борту.
— Не спеши, малый, — сказал он. — Пройдет некоторое время, прежде чем тот корабль поравняется с нами, по меньшей мере три-четыре часа.
— Как вы думает, кто это?
— Понятия не имею. Но предполагаю, что наш капитан — хитрюга. Наверняка притворится, что он — дружественный корабль, поднимет какой-нибудь подходящий флаг и подождет, пока гость не подойдет достаточно близко, а потом сам приблизится и возьмет его на абордаж. Застанет врасплох.
— И не будет обстреливать?
— Пират пользуется пушками только в крайнем случае. Зачем ему портить свою же добычу? Лучше стать борт к борту и захватить чужака, бросив в атаку людей.
Другие узники тоже оживились, почуяв, что что-то происходит. Даже у самых отчаявшихся из деревенских жителей появилась надежда на спасение. Ньюленд, торговец тканями, громко спросил:
— Кто там, друг или враг, а?
Дентон молча пожал плечами.
Должно быть, прошло часа три — под палубой трудно было определить ход времени, — когда вдруг наверху раздался крик и узники услышали топот бегущих ног.
— Вот так так, — заметил Дентон. — Случилось что-то такое, чего не ждали.
Еще одна команда, после которой наверху запели рабочую песню с напористым мощным припевом.
— Снова ставят парус, и очень спешат, — отметил моряк.
Скоро трюмные узники снова услышали легкие удары волн в борта и почувствовали, что судно накренилось. Раздался отчетливый хлопок в отдалении, за которым последовало еще два.
— Пушки! — объявил Дентон.
На палубе снова закричали, но крики были перекрыты ответным грохотом пушки прямо над головами пленников. Судно содрогнулось.
— Дай Боже, чтобы в нас не попали. Если нас пустят ко дну, отсюда живыми мы не выберемся, — пробормотал Ньюленд, вдруг встревожившись.
Гектор посмотрел на деревенских. Их недавние надежды на спасение сменились страхом. Некоторые, крепко закрыв глаза, стояли на коленях, сжав руки в молчаливой мольбе.
— Что там происходит? — спросил он моряка-девонца.
Дентон напряженно прислушивался к шуму на палубе.
— Жаль, я не знаю их языка. Не поймешь, чего кричат. Но думаю, что погоня.
И снова Гектор пожалел, что ему не хватает морских знаний.
— Значит ли это, что мы за кем-то гонимся?
— Нет, погоня — это корабль, за которым гонятся.
— Господи, ниспошли нам спасение! — молил бочар. — Хвалите Господа за Его милосердие. Он, который видит всех нас! Давайте вместе помолимся за наше освобождение. — И забубнил псалом.
— Заткнись! — бросил Дентон. — Я пытаюсь расслышать, что происходит.
Бочар не обратил на него внимания, и его братья по вере в трюме начали плач, заглушивший все, кроме время от времени доносившегося издалека грохота орудийного огня, который становился все слабее и реже, пока вовсе не стих.
— Видать, мы оторвались, — проворчал Дентон, переместившийся на свое любимое место под щелью в обшивке, откуда можно было видеть небо. — Или нас потеряли в сумерках. Скоро совсем стемнеет.
