Волшебник Рябиновский чуть побледнел, что, впрочем, сделало его лицо ещё интереснее.
— А дедушка говорит, что чудеса бывают только добрые! Потому что настоящие чудеса может делать только Бог! Вот! — Надинька строго сдвинула белобрысые брови. — А Вы устраиваете просто злые фокусы, а не чудеса!
— Ну зачем так, девочка… — Лео внезапно улыбнулся, во взгляде его мелькнуло кое-что существенное, горячее, — хочешь, я покажу тебе самое что ни на есть доброе чудо?
— Разве Вы умеете?
— Конечно.
Рябиновский протянул смуглую руку.
— Пойдём со мной, девочка. Если не боишься. Никто не должен видеть.
Надинька вытаращила глаза на страшную протянутую руку волшебника.
— А к-куда мы пойдём?
Её рука невольно протянулась навстречу, волшебник ухватил за белые холодные пальчики.
— Здесь, за углом. В гардероб для младших классов. Обернувшись к изумлённым поклонницам, он ласково добавил:
— Я вернусь через минуточку. Никто из вас не расходится, договорились?!
Не слыша ничего вокруг себя, Надинька Еропкина шла с великим волшебником Рябиновский в пустую, гулкую раздевалку младших классов. Среди кривых металлических вешалок, напоминавших рога и вилы, среди крючьев, похожих на железные когти, они остались совсем вдвоём. Наденька готова была умереть от страха. Белый хвостик совершенно поник.
— Ну вот, деточка… я покажу тебе доброе чудо.
Лео присел на корточки, его смолистые кудри рассыпались по жёлто-красному шарфу на плечах.
Надинька смотрела в большое смуглое лицо, видела каждую чёрную волосинку в бровях, каждую искорку в крупных маслянистых глазах и очень, очень боялась. Но… она понимала, что ей нужно получить ответ на страшно важный вопрос про добрые чудеса. Осмеянной Морковке хотелось самой понять и простить волшебника Леонарда. Она понимала, что должна дать знаменитому волшебнику шанс сделать добро.
— Чудо будет очень сложное, но очень доброе, — говорил Лео, как бы улыбаясь блестящими глазами. — Хочешь, в течение целого месяца все вокруг, завидя тебя, будут радостно улыбаться? Один только взгляд на твоё лицо будет поднимать людям настроение! Ты сможешь развеселить самого печального старика, самого грустного ребёнка.
— Простите… — пролепетала Надинька, — не надо так шутить. Я же не волшебница…
И тут Лео больно схватил её запястья. Глубоко и страшно заглянул в глаза и прошептал:
— Ошибаешься!
— Что?..
— Ты не знаешь про себя ничего! — поспешно зашептал он. — Запомни: ты — очень сильная волшебница. Я почувствовал эту скрытую силу, едва вошёл в класс. У тебя врождённый дар. Да! Из тебя могла бы выйти могущественная белая волшебница… Настоящая добрая ведьма.
— Прошу, ну прошу Вас… — Надинька готова была разрыдаться снова, да только слёз не осталось. — Пожалуйста, не смейтесь надо мной! Я не могу…
— Доверься мне. Магическая сила дремлет в тебе, остаётся лишь разбудить это пламя. И тогда — ты сама сможешь творить чудеса, дарить людям радость. Представляешь, как они будут благодарны?! Как они будут любить тебя! Ну, каково? — он торжествующе потёр руки. — Помнишь, ты просила показать тебе не дешёвый фокус, а настоящее доброе чудо. Теперь я могу сделать это для тебя. Прямо сейчас.
— По-настоящему? — глаза Надиньки глянули слишком серьёзно.
— Обещаю. Только нужна твоя помощь.
Леонардик вынул из рукава волшебную палочку. Теперь вблизи Надинька заметила, что палочка была сплошь исцарапана крошечными нерусскими буквами.
— Ты сейчас закроешь глаза, и пока я буду колдовать, ты должна сосчитать до десяти тысяч. Умеешь считать до тысячи?
— Да-да, — быстро кивнула Надинька. У неё почему-то стала дрожать левая коленка. Видимо, от усталости.
— Отлично! Считай десять раз до тысячи! Что бы ни случилось: не прекращай считать. И не открывай глаза, пока не произнесёшь самое последнее число — десять тысяч.
В раздевалке сделалось сумрачно, видимо, у солнца уже не было сил светить так ясно, как поутру. Облака задавили свет, в углах сгустился полумрак.
— Нельзя открывать глаза? — переспросила Надинька.
— Совсем-таки нельзя. Иначе чудо не сработает. И больше того, свершится ужасная беда: заболеет кто-то, кого ты любишь!
— Мама? — Надинька чуть не упала от страха. — Или папа?
— Этого, драгоценная моя, точно никто не знает. Лучше не проверять.
— Мне надо подумать, — прошептала Морковка. Теперь у неё тряслись уже обе коленки. Это было довольно противно и мешало думать. Через минуту она спросила:
— А если я согласна, тогда я стану настоящей волшебницей? И смогу делать так, чтобы люди не грустили?
— Да. Глядя на тебя, все будут улыбаться.
— И Марья Степановна? И даже безрукий дяденька в метро? И наша соседка тётя Катя, у которой старшего сына на войне зарезали?
— Все, абсолютно все будут улыбаться и даже весело смеяться. Это и есть доброе чудо. Только не прекращай считать. Даже если будет немного неприятно.
— Мне уже… Я согласна, — Надинька кивнула. Убитый хвостик покорно мотнулся.
За окнами усилился ветер, суетные тени облаков замелькали по стене. Истошно, точно закашлявшись, закаркала ворона, и в тот же миг ударом ветра распахнуло старую оконную раму — взметнулись занавески, раздражённо задребезжал сорванный шпингалет. Девочка вздрогнула.
— Последнее условие, — улыбнулся юный волшебник Лео. — Если правда хочешь стать белой волшебницей, ты должна понять, что волшебство — главное дело твоей жизни. Оно превыше всего. Превыше родины, семьи и даже, например, Бога. Готова ли ты пойти против воли родителей, учителей — ради того чтобы посвятить всю свою жизнь служению белой, доброй магии?
Надинька кивнула. Из распахнутого окна веяло осенней гнилью, по подоконнику лупили холодные мокрые ветки. Бедная Надинька! Ей так хотелось приносить людям счастье! Неужели папа с мамой будут против? Неужели дедушка запретит? Да нет же! Дедушка всегда учил Надиньку быть доброй, помогать другим…
— Громче скажи! — прошептал волшебник. — Готова ли пойти против воли родителей, лишь бы только стать доброй волшебницей?!
— Да, — прошептала Надинька.
— Главнее ли для тебя волшебство, чем воля твоих родителей, твоей церкви, твоих учителей, всего на свете? Говори ещё громче!
— Да, да! — чуть не крикнула девочка, ей уже хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось…
Ворона за окном смолкла.
— Тогда… закрывай глаза и начинай считать, — пластмассовым голосом произнёс волшебник.
В тот же миг что-то маленькое, жутко горячее прижгло Надину кожу над переносицей.
