– Я ничего не понял.
– Скажу иначе. В Средние века все знали, что драконы на свете есть. С ними воевали, их классифицировали, писали о них книги, ставили памятники героям, павшим в боях с этими тварями, а сейчас все знают, что драконов нет. Останки динозавров, которым по шестьдесят миллионов лет, находят, а про драконов никто ничего не слышал! Как же так? Ты хочешь сказать, в Средние века мир населяли идиоты?
– Ну, там много чего было: магия, алхимия, философский камень…
– Именно. Люди верили в них, а в этом мире существует лишь то, во что верят. То, что освещают фонариком. Верили в драконов – были драконы. Перестали верить – нету драконов. Вот сейчас все верят в то, что Луна – спутник Земли, что она двигается по эллиптической орбите с эксцентриситетом 0,0549 и большой полуосью в 384 399 километров, – психотерапевт вдруг стал похож на заправского астрофизика.
– A в действительности?
– Да пойми же ты! Нет понятия «в действительности». Лес, который я тебе описал, – это мир. Каждый квадратный километр в нем – принятый общественный шаблон. И таких шаблонов бесконечное множество, им нет счета. Ты можешь набрести на опушку, то есть на общественное мнение о том, что Луны вообще нет – и ее не будет. То, к чему ты привык с детства, – это лишь набор вербализированных верований, к которым приучают ребенка. Говорят – вон там, на небе, Луна, она желтая, ее видно ночью – и ребенок начинает видеть Луну. Начни все говорить, что она фиолетовая – ты бы сейчас о фиолетовой Луне вспоминал. Не слышал историю про индонезийское дикое племя, над которым самолеты заходили на посадку лет двадцать? Шум стоял такой, что барабанные перепонки могли вылететь, а когда нашли этих граждан, оказалось, что они никаких самолетов не видели, не слышали и ничего о них не знают!
– Замечательно, а теперь скажите, как вы могли предугадать такую подвижку в общественном мнении, которая привела к лунной трещине.
Лазаревский вдруг замолчал и стал очень серьезным.
– Это хороший вопрос! Это очень хороший вопрос. Ты на него ответишь самостоятельно. Будь добр, спустись сейчас на станцию метро «Полянка», подойди к первому вагону в сторону центра, там на перроне есть подсобная дверь. Она будет открыта. Заходи, не стесняйся, путь там один, не заблудишься. Ну а потом приходи, обсудим. Счастливо!
– Простите, я еще хотел спросить про нож…
Но Ларазевский, вскочив, в два приема оттеснил меня к двери, выставил на площадку и щелкнул замком. Его всегда распахнутое жилище теперь стало похоже на бункер, куда чужакам лучше не соваться.
– Ну что, Мариночка, у нас опять есть лишь план из серии «плыву по течению, ловлю на живца»? В метро пойдете? – съязвил я.
7
По пути к Большой Полянке мы включили в машине радио. Новости о лунной трещине были безрадостными. Никаких особых подвижек на Земле пока не возникало, зато говорилось о массовых религиозных волнениях. Но астрофизики становились в своих прогнозах все более испуганными. «На сегодняшний день можно с уверенностью констатировать, что трещина носит опоясывающий характер и проникает в глубину лунной коры как минимум на десятки, если не сотни километров. Чрезвычайно странным выглядит тот факт, что спутник не сходит с орбиты и даже не меняет ее. Однако характер поражения Луны указывает на крайне неблагоприятный для человечества, но весьма вероятный ход событий по дальнейшему углублению разлома – каждый час трещина расширяется примерно на пятьдесят километров. С такой скоростью распространения через неделю земной спутник разломится на части, и либо мы получим несколько маленьких лун, либо осколки достигнут поверхности нашей планеты, и наступит глобальный катаклизм, как во времена вымирания драконов… Извините, динозавров».
– Что? – очень странное совпадение с речью Лазаревского. Совпадение ли?
Борис повернулся и пристально посмотрел на меня:
– Майкл, не волнуйся ты так. Прикроем. Мы таких дел уже раскрутили – вагон и маленькую тележку. Ничего не бойся, просто веди себя спокойно, и все будет хорошо.
Я отмахнулся. Такие знакомые, родные и близкие мир, город – вдруг стали чужими и пугающими. Я начал понимать, что никак не могу разобраться в происходящем. Лазаревский не просто сдвинул мое восприятие, он выбил меня из текущей колеи, да еще и вдобавок расшатал само пространство. Стоп, не много ли я ему достижений приписываю?
Мы прибыли. Народу на станции было немного, вход в подсобку находился на том самом месте, где и было обещано. Марина и Борис сказали, что постараются держаться чуть поодаль, и я толк нул дверь. Она свободно открылась. Я оглянулся. Проходящим мимо гражданам, казалось, не было никакого дела до темного прохода. Особо задерживаться я, однако, не стал – вдруг еще наряд милиции появится – и нырнул в душное помещение. Через некоторое время дверь за мной захлопнулась – это вошли детективы. Тусклый свет от лампочек накаливания очерчивал длинный, уходящий вправо коридор, заваленный всяким барахлом. Я едва не грохнулся, споткнувшись о гору лопат, потом зацепился за моток кабеля – здесь не убирались, похоже, долгие годы. Альтернативных путей и поворотов не было, так что я просто медленно шел вперед. Мусор под ногами вдруг пропал, и коридор приобрел странное обаяние свежепостроенного, однако пока не отремонтированного жилища. Шероховатые стены, отсутствие стяжки на полу, но при этом явные следы влажной уборки. Воздух стал чище и даже света, вроде бы, прибавилось. Помещение изгибалось, по форме напоминая букву S, но конца и края ему, казалось, не будет. Я взглянул на часы – мы шли уже минут десять. Еще через четверть часа стены стали сходиться, и объем коридора уменьшился в разы. Потолок уже буквально чертил мне по макушке, а ширина боковых стен позволяла без труда идти лишь одному человеку. Честно говоря, происходящее мне нравилось все меньше и меньше. Я двигался вперед только из-за странного ощущения после оговорки дикторши о драконах. Совершенно не представляя, что нас ждет.
Коридор еще сузился, мне пришлось встать на четвереньки и ползти. Этот путь занял совсем немного времени – он был прегражден какими-то картонными коробками. Я подвигал их и заметил небольшую нишу справа, куда они свободно вошли. Передо мной оказалось узкое отверстие, из которого бил яркий свет. При желании туда, наверное, можно было протиснуться, но я решил сначала осмотреться. Бориса и Марины сзади не видно. Ну да ладно, они же сказали, что будут поодаль. Я лег на живот и тихонько подтянулся к проему. Окошко возвышалось над полом примерно на четыре метра – коридор вывел меня на верхотуру большого белого зала. Когда глаза привыкли к яркому свету, я рассмотрел его более подробно. Помещение в двести-триста квадратных метров, полностью выложенное глянцевой белой плиткой. Пол, стены и даже потолок были отделаны одинаковыми кафелинами тридцать на тридцать сантиметров. В центре зала размещалось некое подобие пустого бассейна, каждая из стенок которого представляла собой небольшую лестницу, так что спуститься на дно не составляло особого труда. По центру же дна торчал точно такой же постамент в форме параллелепипеда. Кроме массивных, тоже белых, дверей на противоположной стене в пустом зале ничего не было.
