И все же, более пристально вглядевшись в лицо хозяина усадьбы, делая это осторожно и как можно более незаметно, Кроу заметил оспины, пятна и морщины бесчисленных лет, как будто Карстерз или прожил намного дольше отведенного ему срока, или же вел слишком бурный образ жизни. И молодой человек снова поймал себя на том, что сравнивает хозяина усадьбы с сухой и пыльной мумией.
В темных глазах Карстерза светилась мудрость, которая частично искупала холодное и недоброе выражение лица. Хотя Кроу совершенно не понравилась внешность этого человека, он решил, что перед ним человек мудрый, обладающий обширными оккультными знаниями, которыми, как утверждали, Карстерза наделила жизнь, полная дальних путешествий и уединенных изысканий. И, разумеется, он выглядел как ученый человек, или, по меньшей мере, человек, всей душой преданный своему делу.
В нем чувствовалась и скрытая сила, которая на первый взгляд никак не сочеталась с глубокими морщинами, изрезавшими его лицо и худые руки. Едва он начал говорить, его голос, плавный и звучный одновременно, подсказал Кроу, что он имеет дело с человеком огромной силы. После нескольких бессистемных вопросов и ничего не значащего обмена репликами Карстерз внезапно спросил у своего гостя дату его рождения. Задав вопрос, он замолчал, буравя Кроу внимательным взглядом в ожидании его реакции.
Кроу, которого этот вопрос застал врасплох, почувствовал непонятный озноб, будто внезапно открылась дверь, ведущая в холодное и враждебное место. Какое-то шестое чувство вопреки всякой логике предупредило его, что вопрос Карстерза опасен, как дуло заряженного пистолета, приставленное к виску. Практически не раздумывая, Кроу ответил, прибавив себе целых четыре года:
— Э-э-э, второе декабря 1912 года, — ответил он с нервной улыбкой. — А что?
Глаза Карстерза на миг спрятались под набрякшими веками, а потом он расплылся в зловещей, точно у мертвеца, улыбке. Он испустил вздох, вздох почти облегчения, со словами:
— Я просто хотел подтвердить свое подозрение относительно того, что вы Стрелец по гороскопу... Так и оказалось. Видите ли, наука о звездах — мое всепоглощающее хобби, впрочем, как и великое множество так называемых «тайных наук». Как я понимаю, вы осведомлены о моей репутации? О том, что мое имя связывают со всевозможными чудовищными ритуалами и темными делами? О том, что согласно по меньшей мере одной из бульварных газет я являюсь или считаю себя самим антихристом? — Кроу кивнул, и хозяин усадьбы насмешливо улыбнулся: — Ну, разумеется, осведомлены. Что ж, правда намного менее ужасна, уверяю вас. Конечно, я порой немного увлекаюсь, главным образом, чтобы развлечь своих друзей некоторыми вполне обыкновенными способностями, в числе которых оказалась и астрология... Но что касается некромантии и тому подобного... Я спрашиваю вас, мистер Кроу, возможно ли подобное в наше время, в современной Англии?
И он расплылся в улыбке, похожей на оскал черепа.
Прежде чем молодой человек смог как-то прокомментировать его высказывание, хозяин особняка снова заговорил, спросив:
— А чем вы интересуетесь, мистер Кроу?
— Интересуюсь? Ну... — в самый последний момент, когда Кроу чуть было не признался, что и он тоже изучает эзотерические и оккультные науки и считает себя белым магом, он снова почувствовал тот же холод, будто принесенный из бесконечных далей, и, пытаясь стряхнуть с себя странное оцепенение, заметил, какими большими и яркими стали глаза его собеседника. В тот же миг Кроу осознал, как близко подошел к тому, чтобы подпасть под чары Карстерза, которые были сродни гипнозу. Быстро собравшись, он старательно зевнул. — Я прошу извинить меня за мою непростительную грубость, — продолжал он. — Не знаю, что на меня нашло, но я чувствую себя смертельно усталым. Боюсь, что я чуть не уснул. Заметив, что улыбка Карстерза стала больше чем слегка натянутой — казалось, хозяин расстроен, — а кивок чуточку резким, Кроу быстро продолжал:
— Мои интересы достаточно банальны. Археология, палеонтология...
— Как же, банальны! — фыркнул Карстерз. — Не скажите! Такие интересы выдают пытливый характер, хотя и в отношении вещей, оставшихся в далеком прошлом. Нет, нет, это поразительное увлечение для молодого человека.
Он поджал тонкие губы и слегка почесал подбородок, прежде чем задать новый вопрос:
— Но, разумеется, со всей этой войной археологическая наука многое потеряла. Пожалуй, в последнее время произошло не так много интересного?
— Напротив, — возразил Кроу, — прошлый год был переполнен сенсациями. Наскальная живопись в Хоггаре[4], раскопки в Бреке в Сирии, бронзовые фигурки в нигерийском Ифе, открытия Блегера в Пилосе и Вейса в Микенах, сэр Леонард Вули и хетты... Что до меня, я очень интересовался раскопками Восточного Института в Мегиддо в Палестине. Это было в тридцать седьмом. Однако болезнь помешала мне сопровождать моего отца, отправившегося на раскопки.
— А! Так ваш интерес семейный? Не расстраивайтесь, что пропустили эту поездку. Раскопки в Мегиддо не увенчались успехом. Наши загадочные восточные друзья могли достичь большего на северо-западе, всего в каких-то двадцати пяти или тридцати милях.
— На берегах Галилеи? — Кроу удивился тем знаниям, которые кто-то другой проявил в одном из его любимых предметов.
— Именно, — сухо подтвердил Карстерз. — Пески времени погребли много интересных селений и городов на берегах Галилеи. Но скажите мне, что вы думаете о пещерных рисунках в Ласко[5], найденных... хм... в тридцать восьмом?
— Нет, в тысяча девятьсот сороковом, — улыбка Кроу неожиданно померкла, когда он внезапно осознал, что его экзаменуют. Карстерз разбирался в археологии ничуть не хуже его самого. — В сентябре сорокового... Это, вне всякого сомнения, дело рук кроманьонцев, примерно двадцати— или двадцатипятитысячелетней давности.
— Отлично! — просиял Карстерз, и Кроу решил, что сдал этот экзамен.
Теперь костлявый хозяин усадьбы поднялся на ноги, нависая над своим немаленьким гостем:
— Замечательно. Думаю, что вы отлично мне подойдете, мистер Кроу. Пойдемте, я покажу вам свою библиотеку, ведь там вы будете проводить большую часть времени. Вы, несомненно, будете рады заметить, что в том помещении гораздо больше окон и естественного света, чем в остальном доме. Там множество окон. Зарешеченных окон, ибо мои книги бесценны.
Ведя гостя по лабиринту мрачных коридоров, он размышлял вслух:
— Отсутствие дневного света ничуть меня не смущает. Я ведь гемералоп. Возможно, вы заметили, как чернеют мои глаза в темноте? Да, и именно поэтому в доме так мало электрических ламп. Надеюсь, это вас не беспокоит?
— Вовсе нет, — ответил Кроу, хотя на самом деле чувствовал себя беспомощным пленником в этих затхлых, душных коридорах.
