Потери франков оказались изрядными, но ядро войска, лучшие воины и конница сохранились.
* * *
– Удивительное дело, – рассеянно сказал Ремигий начисто отмытому Северину после благодарственной вечерней мессы. Хловис, кстати, пришел. Вместе с тремя дуксами. Король счел обязательным отблагодарить «Бога ромеев и франков» (так он сам выразился, чем весьма порадовал епископа). – Еще вчера мы с тобой, сын мой, и мечтать не могли, что окажемся свидетелями рождения новой державы…
– Простите, ваше преподобие, я не понял, – склонил голову картулярий. – Что за держава?
– Francia, сын мой. Не дурацкое «королевство Суасонское», а Франкия. Мы стоим у истоков, у самого начала, поверь мне! На нас обратил взгляд Господь… И теперь нам придется бороться за Франкию с прошлым, с древними силами, которые никогда добровольно не выпустят из своих когтей эту землю и населяющих ее людей!
– Преосвященный, можно спросить?..
– О чем?
– Вы… Вы святой?
– Святой? – расхохотался Ремигий. – Нет, дружище, я самый обычный человек.
– Но почему Господь услышал вас сегодня?
– Он услышал не только меня, Северин. Он услышал клятву Хловиса и взял под покровительство его народ. Великий народ, попомни мои слова! Если мы, римляне, уйдем – нас сменят франки.
– Но сикамбры – варвары!
– Сегодня они перестали быть варварами. Навсегда. Почему – поймешь со временем…
* * *
…Блистательная Корнелия Альбина редко ошибалась, однако на сей раз ее просчет оказался столь невероятным, что был бы достоин упоминания в произведениях Апулея. Но увы, автор классических сочинений почил несколько веков назад и никак не мог воспользоваться своим талантом для того, чтобы в лицах описать комедию, способную перерасти в драму, а затем и весьма печальную трагедию, главным героем которой стал бы Северин Магнус Валент, римский гражданин и патриций, единственный наследник консула Сидония.
Исидор Севильский в своей «Этимологии» дал краткие характеристики большинства известных народов и весьма благожелательно отозвался о римлянах, наделенных «врожденной степенностью» и прочими добродетелями.
Но в разделе, повествующем о «пороках и изъянах народов», Исидор о подданных Империи не упомянул, хотя следовало бы – важнейшим пороком римлян являлась немыслимая самоуверенность, унаследованная от череды далеких предков, полное тысячелетие ощущавших за своей спиной мощь самого великого государства, когда либо созданного людьми.
Самоуверенность и подвела Корнелию, накрепко убежденную в том, что даже после завоевания Италии и Галлии германцами все осталось так, как было прежде, на протяжении минувших столетий. Пускай цезарь покинул Рим, но Империя жива. А уж если Ремигий получил от Апостольского понтифика обширнейший епископат на севере Галлии, провинции богатой и цивилизованной, значит Северину там будет хорошо – мальчик закончит обучение под присмотром мудрого дядюшки, займется миссионерским трудом среди доселе не обращенных варваров, со временем обретет перстень епископа в новых диоцезиях, его заметят в курии, переведут в Рим…
Впереди у Северина блистательная карьера. Разумеется, пройдет не меньше десятка лет, прежде чем он наберется достаточного опыта, но ведь и Октавиан Август начинал с невзрачной должности претора, а стал Императором, о котором будут помнить и через тысячу лет!
Да, на дорогах теперь небезопасно, особенно за пределами Италии. Эрзарих не особо распространялся о своих приключениях по дороге в Суасон и обратно, но то, что лангобард потерял две фаланги на среднем пальце и одну на указательном, вдобавок заработав устрашающий шрам через всю грудь, свидетельствовало, во-первых, о прискорбном неспокойствии в провинциях, а во-вторых – о несгибаемости Эрзариха, в одиночку прошедшего тысячи стадиев, разделявших Лаций и Галлию!
Лучшего проводника и охранника для Северина не найти – Эрзарих не подведет. Ради безопасности сына Корнелия была готова очень надолго, если не навсегда, расстаться со своим любимцем.
Отвечая на расспросы госпожи, Эрзарих поведал, что в Суасоне ему понравилось – город как город, не хуже Салерно. Епископ живет в Реймсе, это недалеко, ехать от восхода до полудня, если пустить коня рысью.
У Ремигия хороший дом, богатый. Кафедральный собор диоцеза деревянный, но франки предпочитают строить только из дерева, лесов в Галлии много, не то что в Италии. Тамошний рикс, Хловис, сын Хильдерика, Ремигия чтит. И люди в Суасоне «правильные» – так Эрзарих и сказал.
Впрочем, по мнению варваров, все остальные (а особенно ромеи) как раз являлись «людьми неправильными», но об этом Корнелия не задумалась. Спросила только, что означает слово «рикс», и выяснила, что Хловис является кем-то наподобие прокуратора или консула. Прекрасно, значит брат в фаворе у наместника провинции, а его германское происхождение лишь дань смутному времени.
Возможно, Хловис и слышал от Ремигия о константинопольском цезаре, однако его «наместником» совершенно точно не являлся. Итальянцы даже помыслить не могли о том, что на землях Западной Империи начали образовываться новые, абсолютно независимые от Рима и Константинополя государства…
Совершенно успокоенная речами лангобарда Корнелия известила Северина о предстоящем отъезде – он отправится в дорогу весной, когда на альпийских перевалах сойдет снег.
Будущий епископальный картулярий справедливо заметил, что гораздо проще добраться на корабле до Массилии и уже оттуда двигаться через всю Галлию на север. Больше никаких возражений не последовало – Северин четко осознавал свой долг перед семьей и Империей. Надо, значит надо.
Галера вышла из гавани Салерно на следующий день после Пятидесятницы, а через шестьдесят четыре дня двое всадников оказались перед воротами города Суасон. Эрзарих, настроенный на самое худшее – разбойники чудились ему за каждым кустом, – только руками разводил. Невероятно повезло! Нас хранили боги, господин. Мои боги, и твой Иисус. Их стоит отблагодарить!
* * *
Все, что воображал себе Северин о дальней Галлии, оказалось неимоверно приукрашенной фантазией. Картулярий настолько обиделся на Эрзариха, что не разговаривал с рабом месяц, вплоть до августовских ид. Ничего себе «город как город»! Да маленький Салерно рядом с этим воплощенным кошмаром покажется столицей Вселенной, а уж о Риме, Афинах или Александрии и говорить нечего!
В Реймс ехать не пришлось – епископ Ремигий постоянно находился при дворе рикса Хловиса и встретил возлюбленного племянника (коего прежде не видел) с христианским и отеческим радушием, поселил в своем доме и первым же вечером огорошил Северина сообщением о том, что в огромном епископате, занимающем земли, на которых уместилась бы половина Италии вместе с Сицилией, не наберется и двух тысяч прихожан-кафоликов. В основном – римляне, оставшиеся здесь после франкского завоевания Суасона в 486 году.
