Что такое?
Описать это ощущение было сложно. Тихое-тихое гудение, как трансформатор работает. Вроде бы стало чуть теплее, словно летним ветерком пахнуло. Чудится, или это легкий запах озона, неуместный в храме с устойчивым ладанным ароматом?
В голове словно щелкнул невидимый тумблер и мозаика вдруг сложилась.
– Дверь? – Славик резко повернулся к Ивану. – Там, внизу, под плитами?
– Именно. Та самая, о которой говорил мсье Жоффр. Ты сумел определить ее точное местонахождение. Сам, без подсказок. Говоря откровенно, Жоффр попросил отвести тебя в церковь, проверить. Сработало. Ты на самом деле аргус, что и требовалось доказать. К примеру, я вообще ничего не чувствую.
– Я теперь тоже – звук исчез.
– Это уже не важно… Ладно, тест пройден, можем ехать. Если устал, вернемся домой, если хочешь погулять, говори, куда отправимся.
– Черт, я фотоаппарат не взял.
– Не чертыхайся в храме, лет пятьсот-шестьсот назад из-за таких слов у тебя могли бы возникнуть самые фатальные проблемы. Я иногда жалею, что инквизицию отменили – приходилось работать с этими ребятами на той стороне, профи каких поискать, исключительные люди… А цифровик мы прямо сейчас тебе купим, магазин совсем недалеко. Спрячь кредитку, ты находишься на моем обеспечении вплоть до посадки в самолет.
– Точнее, на обеспечении корпорации и мсье Жоффра?
– Можно сказать и так. Вопрос прежний: что хочешь посмотреть?
– Солнечная погода, можно на Эйфелеву башню забраться. Она открыта для посещения сегодня?
– Эх ты, турист… В Париже есть куда более интересные места. Договорились, едем. Желание босса – закон.
– Я не твой босс.
– Думай что хочешь, смысла это не меняет.
* * *
Культмассовые мероприятия в понедельник и вторник прошли уныло. Лувр как Лувр, Джоконда как Джоконда. Нечто наподобие обязательной экскурсии в Третьяковку во время поездки в Москву со школьной экскурсией. Куда любопытнее было другое – разговаривать с Иваном, охотно и развернуто отвечавшим на любые вопросы. Вернее, почти любые.
По этой причине ограничились Консерваторием и Лувром, все оставшееся время просто гуляли – Люксембургский сад, Елисейские Поля, набережные… Погода позволяла – середина января выдалась солнечной, похолодание и снегопады обещали только во второй половине недели.
– По меркам четырнадцатого века, мы находимся за чертой города, – Иван вытянул руку, указывая на остров Ситэ. Они стояли на мосту Руаяль, ближе к набережной Жоржа Помпиду, парк Тюильри оставался по левую руку. Отсюда открывался наилучший вид на историческое сердце Парижа. – Видишь две башни собора Парижской Богоматери? Тогда они уже были построены, а сам собор закончили только в 1345 году. Кажется, это единственная деталь пейзажа, не изменившаяся с тех времен.
– За чертой города? – повторил Славик. – А что здесь было?
– На месте Тюильри находился королевский сад и огороды, предназначение самое банальное: снабжение свежими продуктами двора его величества Филиппа Капетинга. Городская стена проходила там, где сейчас мост Карузель, следующий после Руаяля.
– Метров двести отсюда, – оценил Славик. – Значит, Париж семьсот лет назад был совсем небольшим городом?
– Это ты зря. По меркам эпохи – огромный мегаполис. Почти двести тысяч человек населения, крупнейший торговый и политический центр. Мало что осталось из старых зданий, почти ничего – Нотр-Дам, капелла Сен-Шапель, да фактически и всё. Луврский замок был совсем другим, не дворцом, как сейчас, а именно крепостью. А вот там, – Иван посмотрел на север, – за стенами Парижа стоял Тампль, резиденция Ордена Храма и сокровищница короны.
– По-моему, это неразумно, устраивать сокровищницу вне города. А если война?
– Ты не видел Тампля – четыре угловые башни, шатровая крыша по центру, бастион с двумя дополнительными башенками. Серьезное фортификационное сооружение, способное выдержать длительную осаду. Замок простоял пять столетий и был снесен только в 1808 году. Внушает невольное уважение. Признаюсь сразу, тогдашний Париж мне симпатичнее современного, несмотря на антисанитарию и, выразимся языком современным, неблагополучную криминогенную обстановку.
– Что, так плохо было?
– Ты про общественную гигиену или про бандюков?
– И то, и другое.
– Преступность была всегда, тут ничего не поделаешь. Но хорошо вооруженный и подготовленный человек мог спокойно ходить по ночным улицам весьма нереспектабельного квартала Марэ – между прочим, в тысяча двухсотых годах на его месте находилось болото, осушенное именно обитателями Тампля, храмовниками. Служба прево Парижа, что-то вроде тогдашней городской полиции, далеко не всегда справлялась… С антисанитарией хуже, сам понимаешь: канализации никакой, открытые стоки на улицах и выгребные ямы. Сын короля Людовика Шестого как-то упал с лошади в сточную канаву, подхватил неизвестную заразу и умер. Запахи соответствующие, туда еще и мусор выбрасывают.
– Фу, – Славик поморщился. – Ты сам-то там ничего не подхватил?
– Полный комплект прививок, можно не бояться. Если тебе придется отправиться со мной, вакцинацию пройдешь в обязательном порядке.
– От чумы прививку не сделаешь.
– А это и не обязательно. Черная смерть, самая массовая эпидемия, придет только в 1346 году, почти через сорок лет. Мы успеем. Кстати, не расстраивайся, дело обстоит не так плохо, как ты думаешь: в Париже того времени было целых двадцать шесть общественных бань, некоторые – очень даже приличные.
– Ты что же, серьезно думаешь, что нам… Мне предстоит воспользоваться Дверью мсье Жоффра? Без меня – никак?
– На этот вопрос нет ответа. Пока ничего не решено. Но ты – аргус, твоя помощь может оказаться неоценимой.
– Это почему?
– Не задавай глупых вопросов.
– Это без знания языка и местных обычаев? Если меня даже вполне вменяемые скандинавы чуть не прирезали, а что говорить о Средневековье! Времена-то самые суровые.
– Обычаям и правилам поведения можно научиться. С языком сложнее. В крайнем случае, представим тебя дворянином откуда-нибудь из… Из… Да хоть из Византии, что недалеко от истины.
– И меня тотчас сцапает инквизиция за то, что православный.
– Ох, бестолочь. Да плевать на тебя инквизиции с крыши Нотр-Дам! Православные – не еретики, а схизматики, то есть раскольники. Две огромные разницы. Было однажды дело, православного попа спалили, но этот случай относится к статистической погрешности и произойдет лет через двести после смерти короля Филиппа – и то, батюшка попался в лапы к полным отморозкам, оказавшись в плохое время в плохом месте. Если бы жгли всех византийцев, приехавших по делам в Рим, Регенсбург или Марсель, торговля в Европе быстро прекратилась. Плюнь, никто и внимания не обратит.