Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
— Вместо лепешек, джема и сливок или даже хорошего бисквита, — получив свою порцию, сказала миссис Айрес. — Я о вас сокрушаюсь, доктор Фарадей, мы-то никогда не были сладкоежками. И конечно… — глаза ее вновь озорно блеснули, — на столе молочных фермеров не стоит ждать масла. Весь ужас карточной системы в том, что она убила гостеприимство. Вот что жалко.
Она разломила кекс на кусочки, которые изящно обмакивала в чай без молока. Свой ломтик Каролина сложила пополам и съела в два приема. Отставив тарелку в сторону, Родерик докурил сигарету, потом лениво выковырнул из кекса изюм и цедру, а все остальное отдал собаке.
— Родди! — укорила его сестра.
Я думал, Каролина сожалеет о разбазаренной еде, но, как выяснилось, она была недовольна тем, что собаку балуют.
— Ах ты, негодяй! — сказала она, глядя псу в глаза. — Ведь знаешь, что клянчить нельзя! Ишь ты, косится! Видали, доктор Фарадей? Старый проныра!
Каролина скинула сандалию и босой ногой, загорелой и весьма волосатой, легонько пихнула пса под зад.
— Бедняга! — вежливо посочувствовал я Плуту, смотревшему обиженно.
— Не верьте ему. Он тот еще артист. Верно, эй? У-у, выжига!
Очередной легкий пинок перешел в грубоватую ласку. Сначала пес пытался противостоять толчкам, но затем с ошеломленным видом беспомощного старика повалился на пол и задрал лапы, выставив напоказ лысеющее брюхо. Нога Каролины заработала энергичнее.
Миссис Айрес покосилась на мохнатую голень дочери:
— Дорогая, ты бы надела чулки, а то доктор Фарадей сочтет нас дикарями.
— В чулках жарко, — засмеялась Каролина. — Было бы очень странно, если б врач никогда не видел голых ног!
Чуть погодя она все же убрала ногу и постаралась сесть приличнее. Разочарованный пес еще полежал, задрав скрюченные конечности, затем перевернулся на живот и с чавканьем принялся грызть собственную лапу.
В жарком неподвижном воздухе плавал сизый табачный дым. Какая-то птичка в саду запустила отчетливую трель, к которой мы все прислушались. Я вновь окинул взглядом поблекшую прелесть комнаты и, повернувшись к окну, лишь теперь заметил открывавшийся из него удивительный вид. Ярдов тридцать — сорок заросшей лужайки, окаймленной цветниками, тянулись до кованой оградки, за которой начинались луг и парковое поле, раскинувшиеся на добрые три четверти мили. А дальше, за едва видневшимся каменным забором Хандредс-Холла, нескончаемой перспективой простирались пастбища, пашни и нивы, тающие цвета которых сливались с дымкой горизонта.
— Вам нравится вид, доктор Фарадей? — спросила миссис Айрес.
— Очень. Когда построили этот дом? Наверное, в тысяча семьсот двадцатом или тридцатом?
— Какой вы догадливый! Его закончили в тысяча семьсот тридцать третьем.
— Ага! Кажется, я понимаю замысел архитектора: темные коридоры выходят в большие и светлые комнаты.
Миссис Айрес улыбнулась, а во взгляде Каролины вспыхнула радость:
— Мне тоже это очень нравится. Некоторым темные коридоры кажутся мрачноватыми… Но видели бы вы наш дом зимой! Хоть все окна кирпичами закладывай! В прошлом году два месяца мы кое-как перебивались в этой комнате. Притащили матрасы и спали здесь, точно бездомные бродяги. Трубы замерзли, генератор сломался, на крыше сосульки в три фута. Было страшно выходить из дома — того и гляди прибьет… А вы живете над своей амбулаторией, где прежде обитал доктор Гилл?
— Да. Поселился там как его младший партнер, да так и не съехал. Дом простенький, но пациенты к нему привыкли, и холостяку он вполне подходит.
— Доктор Гилл тот еще тип, правда? — Родерик сбил пепел с сигареты. — Мальчишкой раза два я у него бывал. Он показал мне огромную стеклянную банку, в которой держал пиявок. Напугал меня до смерти.
— Ты всего боялся, — вмешалась Каролина. — Такой был трусишка! Помнишь здоровенную девицу, что служила у нас кухаркой? Мама, ты ее помнишь? Как же ее звали? Мэри, что ли? Ростом шесть футов два с половиной дюйма, а сестрица ее еще на полдюйма выше! Как-то папа велел ей примерить его ботинки. Он поспорил с мистером Маклеодом, что башмаки окажутся малы. И выиграл! А руки у нее были — это что-то! Белье она выжимала лучше всяких валиков. И вечно ледяные пальцы — точно сосиски из морозилки. Родди всегда плакал, когда я его пугала: мол, по ночам служанка пробирается к нему в спальню и греет руки под его одеялом.
— Ах ты, дрянь! — хмыкнул Родерик.
— Ну как же ее звали?
— Кажется, Мириам, — задумчиво сказала миссис Айрес. — Мириам Арнольд. А сестру ее — Марджери. Еще одна наша горничная, не такая крупная, вышла за парня, который служил у Тапли; они уехали из нашего графства и где-то устроились шофером и поварихой. От нас Мириам перешла к миссис Рэндалл, но там не приглянулась и прослужила всего месяц-другой. Не знаю, что с ней сталось.
— Может, пошла в душители? — предположил Родерик.
— Или поступила в цирк, — подхватила Каролина. — Ведь у нас служила девица, которая сбежала с цирком?
— Она вышла за циркача, — сказала миссис Айрес, — чем разбила сердце матери и кузины Лавендер Хьюит, которая тоже была в него влюблена. Когда парочка сбежала, кузина отказалась от еды и чуть не умерла. По словам матери, ее спасли кролики. Девушка могла устоять перед любым блюдом, кроме тушеного кролика, приготовленного матушкой. Мы позволили ее отцу выловить в нашем парке всех кроликов, и они ее спасли…
История текла, Каролина и Родерик дополняли ее деталями. Выключенный из разговора, я разглядывал семейство и наконец-то уловил их сходство друг с другом, не только в наружности — длинные конечности, высокие скулы, — но также в жестах и речевой манере. Меня кольнуло раздражение, и шевельнувшееся в душе недоброе чувство к ним слегка подпортило удовольствие от пребывания в милой комнате. Наверное, во мне заговорил простолюдин. Ведь дом построили и содержали те самые люди, над которыми сейчас они потешаются, думал я. Через двести лет слуги лишили особняк своего труда и своей веры в него, и тогда он стал рушиться, словно карточный домик. Семейство же самозабвенно играет в дворян, оставшись среди щербатой лепнины, до дыр протертых турецких ковров и подклеенного фарфора…
Миссис Айрес вспомнила еще кого-то из слуг.
— Ох, та была полная идиотка, — сказал Родерик.
— Вовсе нет, но и впрямь ужасно туповата, — спокойно возразила Каролина. — Как-то раз она спросила, что такое «пастель», и я ответила, мол, особый воск для натирки постели, а потом велела ей поработать над папиной кроватью. Вышел полный кошмар, и бедняжка получила жуткую взбучку.
Она смущенно тряхнула головой и рассмеялась, но, поймав мой неприязненный взгляд, постаралась загасить свое веселье.
— Мне стыдно, доктор Фарадей. Вижу, вы не одобряете мой поступок и абсолютно в том правы. Мы с Родом были сорванцами, но теперь стали гораздо лучше. Наверное, вы подумали о несчастной маленькой Бетти?
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
