— Теперь вижу.
Не заметить её было сложно — надпись «Один ствол, один клинок, одна жизнь» протянулась над верхним рядом бутылок практически на всю стену.
— Хорошо. Кста, — шепнул гобл, — нам повезло. Мак в хорошем настроении.
Уже привычно я удержал крик «врешь ты все!».
Потому что кроме бутылок и надписи сумел разглядеть и бармена.
Это был гном — крупный, с пушистой бородой. Окажись рядом папаша, он, думаю, запросто смог бы сказать: принадлежит род этого коротышки к числу норвежских лесных, или перед нами выходец из-под Уральских гор. Меня же в данный момент больше занимал тот факт, что на гноме была красная косынка и красный же фартук поверх кольчуги… и что бармена, настолько похожего на мясника, мне пока не доводилось встречать.
Справа от гнома на стойке высилась полупустая Кружка, нет, КРУЖКА, зачем-то прикованная цепью за ручку — хотя сдвинуть эту посудину в наполненном состоянии взялся бы разве что пьяный тролль. Слева покоилась дубинка. По сравнению с кружкой она выглядела хлипковато… впрочем, первый же взгляд, брошенный за спину бармена, сразу поднимал деревяшку в цене — там, прислоненные к вмурованным в стену бочкам с надписями «ром» и «скотч», дремали секира и кремневый пистоль. Калибром оба этих предмета не сильно уступали кружке, а обрамлением для них служила богатая коллекция расколотых черепов. Человеческие, насколько я успел разглядеть, были в меньшинстве. С одной стороны, это слегка обнадеживало, с другой же… рука у меня сама по себе потянулась к затылку… кто знает, каких именно экземпляров недостает этому френологу?[1]
— Дарова, Мак!
— Не твоими молитвами, — голос у гнома оказался слегка шепелявый, — Толстяк. И я не ждал тебя.
На всякий случай я притормозил около ближайшего стола, к счастью — пустого. Если беседа, на манер хогбенского ручья, пойдет в неправильное русло, прикрытие из дюймовых досок окажется как нельзя кстати.
— Ты ж знаешь, Мак, люблю я устраивать сюрпризы хорошим приятелям.
— Тебя давно пора вздернуть.
— В твоих устах это звучит как похвала. Куда скинуть барахло?
— Приложился башкой, зеленый? Дверь справа от стойки, — гном развернулся в указанном направлении, видимо, желая убедиться, что за последние минуты никто не украл эту дверь, а заодно и стену.
— И еще как приложился! — почему-то с радостью подхватил гоблин. — Прикинь, бородавка, я чуть не пробурил этот ыгыгский холм насквозь!
— Раз ты здесь и на лапах, значит, шарахнуло мало, — последние слова гном проворчал уже в спину Толстяка… а затем повернулся и глянул на меня — так, что я очень захотел нырнуть под стол уже сейчас.
— Мистер Хавчик…
— Ты — федеральный маршал?
Сказать, что подобный вопрос был неожиданным, значило бы сильно преуменьшить.
— Нет.
— Я так и думал, — кивнул гном. — Так вот: мистером Хавчиком называют меня только федеральный маршал Исайя и шериф Билл Шарго. Остальные зовут Мак, мистер Мак, старый Мак или, — тут последовало нечто длинное и настолько типично гномское, что я даже и не попытался запомнить хотя бы первые пару слогов.
— Понятно?
— Да, сэр! То есть простите, мистер Мак, — поспешно добавил я.
— Хорошо.
Я немного потянул время. Во-первых, надо было убедиться, что гном действительно сказал все, что пока хотел. Во-вторых же, мне хотелось дождаться возвращения Толстяка, но чертов гобл куда-то запропастился.
— Гоблин, — я кивнул на дверь, за который пропал Толстяк, — сказал, что у его банды был кредит у вас.
Мак начал протирать стаканы. Понаблюдав за этим три стакана подряд и не дождавшись ни ответа бармена, ни возвращения гоблина, я решил сделать еще одну попытку.
— Это правда?
Прежде чем ответить, гном довытирал еще один стакан.
— А твое что за дело?
— Я вроде как их наследник.
Гном принялся за рюмки.
— Раз так, — каждое слово сопровождалось мелодичным «дзынь» очередной выставляемой на прилавок рюмашки, — то ты наверняка озаботился наличием бумажки с печатью нотариуса, где наверху было бы красиво написано: «Завещание». Или… не озаботился?
— Убью чертова гоблина!
Не то чтобы я проорал это на весь салун… правильнее было бы сказать: буркнул в усы… ну, в то, что я называю своими усами за неимением лучшего. Но судя по ухмылке, бармен расслышал эту фразу… и не только бармен.
— Слышь, Мак, ну хватит дергать бобра за это самое! Народ, понимаш, волнуется!
Вышеупомянутый гоблин вдруг обнаружился совсем рядом — так, что я чуть не подпрыгнул. Подкрался, зараза…
— Народ?
— А то! — Коготь гоблина изобразил некую замысловатую фигуру… и указал на меня. — Вот! Разве плохой народ, ы?
— Под народом, Толстяк, — скучающе произнес гном, — подразумевают нечто большее, чем одно-единственное существо.
— Знать не знаю, чего ты там подра — и так далее, — отмахнулся лапой гоблин. — Меньше слышишь о твоей половой жизни, лучше спишь, гы-ы-ы!
Ответ бармена так навсегда и остался для меня загадкой — Мак перешел на гоблинский, кажется, с добавлениями Старой Речи. Судя по тому, с каким вниманием и видимым наслаждением вслушивался в эти звуки Толстяк, речь бармена состояла из отборнейших ругательств.
— Жаль, — коротко подытожил он, когда гейзер имени Мака закончил извергаться.
— Чего? — вновь переходя на человеческий, осведомился гном.
— Что я писать не выучился, — печально вздохнул Толстяк. — Наверняка ведь забуду половину.
— Ничего страшного, — гном зевнул. — Забудешь — приходи в салун, и я с удовольствием освежу твою память.
— Ты лучше расскажи про наши бутылки, — вкрадчиво предложил гобл.
— Запросто. Как только ты расскажешь мне о том, что завтра на пороге не появится Кривоклык с остальными твоими дружками. И, Толстяк, — добавил гном, — постарайся, чтобы этот рассказ был очень убедительным.
— Как ты сказал: «запросто», — фыркнул гоблин и, повернувшись ко мне, произнес: — Эй-парень, расскажи ему… только, ради задницы Сидящего, медленно.
Я последовал его совету, вытащив револьвер — двумя пальцами за рукоять и очень медленно. Гном отставил в сторону тарелку, выудил из-под прилавка шелковый мешочек, из которого, в свою очередь, извлек очки, квадратные, с золотой оправой, — и нацепил их на нос, отчего-то сразу приобретя еще более зловещий вид.
— Да, пожалуй, аргумент из весомых. Что ж это приключилось с вашей бандой, Толстяк?
