Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
– Да вроде ничего и не попортили… – растерянно промямлил Старыгин.
– Да? – недоверчиво взглянул Легов. – А за каким чертом, извиняюсь, они тогда к тебе залезли?
– А я откуда знаю! – рассердился наконец Дмитрий Алексеевич. – Вот вы и выясняйте, зачем и заодно кто такие они!
Его вспышка возымела действие, Легов спросил спокойным голосом, что изменилось в мастерской.
– Да разбросали все и картины местами поменяли. Эту – сбросили, а эту – на станок поставили.
– Эту? – Легов внимательно поглядел на картину.
Картина Луи Жироде Триозона представляла сцену из Библии, где Иосиф Прекрасный растолковывает египетскому фараону его сон.
Французский художник изобразил просторный зал во дворце фараона, пышный и одновременно мрачный. Высокие гранитные колонны скрываются в высоте, стены покрыты богатой золоченой резьбой и узорными барельефами. Сам владыка Египта восседает на величественном золотом троне в окружении многочисленных вельмож и придворных. Иосиф, красивый, благообразный юноша в ярком восточном одеянии, стоит перед ним в свободной, непринужденной позе и что-то говорит, показывая правой рукой на большое полукруглое окно. Фараон слушает его весьма благосклонно, и даже спустил одну ногу в золоченой сандалии со ступеньки трона, словно собирается встать и подойти к привлекательному еврейскому юноше, чтобы возвысить его, приблизить к себе и дать ему важный государственный пост.
За спиной у Иосифа перешептываются несколько седобородых стариков – должно быть, египетские маги и жрецы, не сумевшие должным образом растолковать своему владыке его сон. Лица этих старцев выражают зависть и явное неодобрение по отношению к удачливому молодому сопернику.
Собственно, для французского художника библейская тема послужила лишь предлогом для того, чтобы изобразить людей в пышных экзотических нарядах – таких, какими он представлял себе древних египтян и персонажей Священного Писания.
Глядя на картину, Старыгин мимолетно подумал, что во времена Триозона Наполеон уже завоевал Египет и бурно началось исследование этой древней колыбели цивилизации, выдающийся французский египтолог Франсуа Шампольон уже работал над расшифровкой иероглифов, египетские древности попали в музеи Европы, но люди, изображенные на картине, не имеют ничего общего с жителями страны Миср, Древнего Египта, какими мы представляем их сегодня. Их наряды и сам облик явно были придуманы художником.
– Картина называется «Гадание Иосифа перед фараоном», – пояснил Старыгин в ответ на вопросительный взгляд Легова.
– Это что – из египетской жизни? – оживился Легов.
– Ну… кажется, так…
– Вот у меня где эти фараоны! – пожаловался Легов. – Слыхал – в отделе Древнего Египта тоже происшествие – вскрыли витрину, вытащили статуэтку, ничего не взяли, а мне теперь разбираться…
– Вот как? – поднял брови Старыгин. – А охрана, стало быть, спала?
– Да нет, дежурному по голове дали, так с пяти утра и провалялся там на полу, пока его не хватились… И вот еще что… – Легов обежал комнату быстрым взглядом, потом отогнал Старыгина и присел на корточки перед станком, где стояла картина.
Не найдя на полу ничего интересного, он пошарил рядом и выпрямился с торжеством во взоре, держа в руках лист бумаги.
– Да это же мой отчет по командировке! – ахнул Старыгин.
– Какой отчет! – отмахнулся Легов. – Ты сюда смотри!
На обороте четко отпечатался след ботинка примерно сорок третьего размера. Обычный ботинок, неясный рисунок подошвы.
Легов наклонил голову и уставился на ботинки Старыгина.
– Хорошие ботиночки! У вас какой размер?
– Ну, сорок третий, а что?
– Подметку предъявите! – рявкнул Легов, так что Старыгин вздрогнул и снял ботинок.
Подошва была так сношена, что рисунка не разобрать.
– Они итальянские, удобные очень… – пробормотал Старыгин, – вот и заносил…
– Все ясно, след преступник оставил!
– А вы думали, что я?
– Разрешите? – в комнату заглянул помощник Легова, Севастьянов. – Ну, в общих чертах все ясно, сигнализацию преступник отключил, а дверь отмычкой отпер.
– А как он в музей ночью попал? – не выдержал Старыгин.
– Да тут, понимаете… – замялся Севастьянов, – два такелажника чушь какую-то несут. Дескать, носили они ящики вчера вечером, так якобы кто-то был в ящике, оттуда выскочил и одного вырубил. А когда второй вернулся, то того, из ящика, и след простыл. Ну, ребята решили, что им все привиделось, и пошли домой лечиться…
– Понятно, – вздохнул Легов, – допьются до белой горячки и не помнят, что делали и на каком они свете. Какой еще ящик? Господи, ну отчего даже в музее все такелажники алкаши?
– Ящик и вправду лишний… – кашлянув, сообщил Севастьянов, – их по накладной должно быть восемь, а на самом деле – девять. То есть от девятого остатки…
– Кто принимал по описи? – загремел Легов.
– Николаев, он с сегодняшнего дня в отпуске…
Старыгин хотел ехидно сказать, что таким образом можно и атомную бомбу в музей пронести, раз никто не проверяет, но взглянул на расстроенное лицо Легова и промолчал. Хоть они находились не в самых лучших отношениях, все же у Евгения Ивановича сейчас большие неприятности, ведь именно он головой отвечает за безопасность мировых шедевров.
– Напишите все свои соображения по поводу случившегося, – сухо бросил Легов на прощание и вышел.
Оставшись один в мастерской, Старыгин внимательнейшим образом исследовал картину, стоящую на станке, и не заметил в ней ничего такого, что могло бы привлечь к ней внимание преступника. Правда, в чужую душу не влезешь, и вкусы у людей разные, был же случай лет пять назад, когда из отдела французской живописи украли картину художника Жибера[3]. Картину не нашли, и до сих пор сотрудники удивляются, кто мог позариться на довольно-таки заурядную вещь. В свое время Старыгин по этому поводу высказал догадку, что просто кто-то стянул, что плохо лежит, а потом – спрятал картину, потому что после разразившегося скандала продать ее было невозможно.
Но в данном случае картину не украли, ее просто внимательно рассматривали. Старыгин еще немного полюбовался на картину, потом вздохнул и перевернул ее. Открылся старый подрамник, пыльный и засиженный мухами. Никаких надписей на нем не было, только в левом нижнем углу Старыгин увидел светлое пятно, как будто дерево слегка почистили. Так оно и было, и на светлой древесине, очищенной от многолетней бытовой грязи, нарисован был странный значок – эллипс и палочка. Фигура была похожа на глаз, густо подведенный к виску. Сравнение с глазом получилось оттого, что значок был нарисован черной тушью, яркой, несмотря на годы.
Старыгин пожал плечами и задумался. Минувшей ночью в Эрмитаже произошло два преступления, которые связаны между собой, это очень наглядно продемонстрировал ему только что Легов, показав след от ботинка сорок третьего размера. Здесь, в мастерской, Старыгин посмотрел на картину и отыскал на подрамнике странный значок.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
