— Вы нам не доверяете, — бодро возвестила она. — Я вас не виню, моя дорогая. В вашем возрасте я была такой же ранимой, так же во всем сомневалась. Но мы завоюем ваше доверие. Я знаю, так и будет. — Кэтрин взяла Рэчел под локоть, обнаружив при этом неожиданную силу, и распахнула дверь. — Добро пожаловать.
Выбор в пользу Кэтрин оказался правильным, подумал Люк, наблюдая за двумя женщинами. К Кэтрин тянутся все — за теплом, заботой, вниманием, — и молодая женщина, видевшая в своей жизни мало материнской ласки, будет легкой добычей. Тем более что мотивы Кэтрин чисты. Она руководствуется естественным женским инстинктом, и вот результат — рот гостьи уже не кривится в циничной усмешке.
Будет ли и ему так же легко с ней? Сможет ли он стать в ее сознании фигурой, замещающей мать? Любопытно. В общении с паствой ему удавались самые разные роли — отца, матери, ребенка, любовника, — и, что важно, при сохранении эмоциональной дистанции. Он мог бы даже заключить пари с Кальвином, единственным человеком, знавшим его по-настоящему, на то, сколько потребуется времени, чтобы подчинить себе эту разгневанную цыпочку.
Он завладел ее матерью и забрал ее деньги, и все это с ангельской невинностью святого. То же ждет и Рэчел.
Она еще не увидела его, хотя, похоже, и пыталась найти взглядом. Кэтрин отвела ее за стол Старейшин, и остальные разглядывали гостью с недоверием, таящимся за доброжелательными улыбками. Их желание защитить его граничило порой с патологией. Они понятия не имели, что она уже у него в руках.
Сегодня он сидел среди кающихся, и белый цвет его туники почти сливался с бледно-желтым цветом их одежд. Он всегда садился с паствой, хотя ел мало, и одно уже его присутствие производило мощный стимулирующий эффект. Кающиеся чуть ли не дрожали от радостного возбуждения, не замечая, что все его внимание сосредоточено на упрямой гостье.
— Обрету ли я когда-нибудь истинное понимание, Люк? — Мелисса Андервуд, тощая, сексуально озабоченная блондинка, придвинулась ближе. Весь последний год она пыталась употребить свою устрашающую сексуальную энергию на поиски некоего подобия успокоения, и Люк благожелательно улыбнулся ей. Он был не из тех, кто тратит энергию на нечто столь эфемерное, как совесть, но если ему еще раз придется предстать перед судьей в этом мире или в следующем, Мелисса будет очком в его пользу. Здесь не было безумной гонки за наслаждениями, и ей не грозили тут ни смерть, ни болезни. В Санта-Долорес она жила в тихом, раздумчивом созерцании, оплаченном из щедрой суммы, полученной при разводе.
Бобби Рей Шатни — еще одно такое очко. Он сидел в конце стола, скрестив ноги и уставившись на свои руки. Мало кто знал, что Бобби Рей в нежном тринадцатилетнем возрасте убил всю свою семью, трех соседей, почтальона и кокер-спаниеля. Ясный, невинный взгляд младенца, чистота помыслов и полная гарантия от безумных приступов ярости — при условии изоляции от общества, слишком многого требовавшего от несчастного парня.
Он поднял глаза, поймал задумчивый взгляд Люка и улыбнулся из своего навеянного лекарствами блаженства. Кроме того, напичканный транквилизаторами, Бобби физически не смог бы творить зло.
Все изменится, когда Люк уйдет. Когда все это рухнет и у него не будет иного выбора, кроме как уносить ноги. Бобби Рей и несколько других потерянных душ вроде него зададут перцу простодушным обитателям Санта-Долорес. А умиротворить их будет некому. Некому будет контролировать их с помощью детской веры в мессию и спасение.
Люк Бардел знал, что такое убивать. Не проходило дня, чтобы он не пережил заново то ощущение, что испытывает убийца, когда вонзает нож в человеческую плоть. Насыщенный, черный цвет артериальной крови… Хрип смерти, что приходит с ошеломляющей быстротой… Ее запах…
Говорят, с каждым разом становится легче. Чем больше ты убиваешь, тем больше хочется повторять это действо. Снова и снова. Со временем это можно даже полюбить. Войти во вкус.
Так это или нет, Люк выяснять не хотел. Он предпочитал жить со своими ночными кошмарами, не дающими покоя воспоминаниями. Таково его бремя, его епитимья, и люди признавали это без слов, тем самым укрепляя его власть над ними.
Но прежде чем уйти, придется принять какие-то меры в отношении Бобби Рея и некоторых других.
Рэчел сидела между Кэтрин и Альфредом Уотерстоуном, людьми прекрасного воспитания и большого обаяния. Уроженка Филадельфии, Кэтрин принадлежала к одной из известнейших в стране семей. Последняя в роду безобидных дилетантов, чье воспитание и происхождение внушало благоговейный трепет большинству его последователей-нуворишей, она держалась с аристократической доброжелательностью. У Альфреда, представительного мужчины почтенного возраста, консервативные манеры врача, специалиста по раковым болезням, сочетались с проницательным умом финансового мага.
Обаяние Кэтрин действовало безотказно, и Рэчел уже почти начала улыбаться. Люк подозревал, что улыбка преобразит это бледное, хмурое лицо не встретившей счастья женщины, но не был уверен, что захочет увидеть, насколько сильно. Вызов — это одно. Слабость — совсем другое. Не то чтобы он многое считал слабостью. Хороший бифштекс, быть может. Ласковая пышечка, которая не задает вопросов и ничего не требует. И это даже не слабости, а так, послабления, которые он позволял себе время от времени. Когда никто не видит.
Она повернулась в его сторону, но Люк уже отвел взгляд, ведомый тем сверхъестественным инстинктом, который не раз и не два спасал ему жизнь. Он благожелательно улыбнулся Бобби Рею, мысленно выверяя дозу, которая потребуется, чтобы удержать парня в рамках. Может, простая передозировка, когда придет время. Так сказать, убийство с отсрочкой. Он мог бы сделать это, если потребуется.
Срок истекал, и Люк прекрасно это понимал. Стелла Коннери была первой ласточкой, а он всегда обращал внимание на такого рода указания и предзнаменования.
Приезд ее дочери — это начало конца. Конца тихой, приятной, беззаботной жизни. Всему свое время.
Старейшинам это не понравится. Он не настолько глуп, чтобы недооценивать их — по крайней мере, Альфред наверняка заметил его беспокойство. Они начнут строить планы на все случаи жизни: как спасти «Фонд», как сделать так, чтобы денежки и дальше текли непрерывным потоком, как сохранить веру без харизматичного мессии.
Интересно, что они приготовили для него.
Зло было здесь повсюду, зло витало в этой большой, тихой комнате, заполненной кроткими, пассивными людьми. Зло — старый враг, вечный спутник.
Возможно, пришло время познакомить с его алчной хваткой и гостью, эту испорченную, сердитую Рэчел Коннери.
Джорджия Реджинальд закрыла глаза, улыбнулась и тихо соскользнула ближе к смерти. Ожидание оказалось таким долгим — с тех пор, как ей впервые поставили диагноз: особенно опасная форма рака. Благодарение Богу, она успела раньше. Люк указал ей путь, и когда врачи хосписа сделали свое страшное открытие, Джорджия встретила новость почти с радостью.
Болей у нее никогда не было, и она знала, что должна благодарить за это свою вновь обретенную веру. Ей бы и в голову не пришло, что рак способен поразить и так быстро распространиться по ее с виду здоровому шестидесятилетнему телу. В конце концов, в их семье ни с одной, ни с другой стороны не было случаев заболевания раком, и она всегда гордилась тем, что так хорошо заботится о своем здоровье.
