– Заткнись, ничтожество! Отнесите их на место! Они мне не нужны, слышите? Вставьте их в те же рамы!
– Пусть их вставляет кто-нибудь другой! – запротестовали грабители. – Мы их ножами оттуда резали. Вот-вот светать начнет, мы туда до рассвета просто не поспеем!
– Значит, вы отнесете их завтра! Мне этот хлам не нужен!
На следующий день, когда Недлер обнаружил пропажу картин, общая стоимость которых составляла полмиллиона долларов, в городе поднялась страшная шумиха. Еще большей сенсацией стало таинственное возвращение картин. В передовицах всех газет был полностью приведен текст записки, приколотой к одной из рам.
«Мне не нужны эти картины. На мой взгляд, это просто мазня. Во всяком случае, лично мне их цвет не нравится. Отправьтесь в любой американский город осенью или зимой, когда краски особенно ярки и текучи, и посмотрите на него, скажем, с вершины холма или с лодки. То, что откроется вам, будет куда лучше всей этой жалкой чечевичной похлебки, которую можно полюбить, только привыкнув к ней. Я всего лишь грабитель, но у меня есть чувство цвета, и я способен отличить цвет от грязи. Господин Недлер, впредь вы можете не беспокоиться о судьбе своих картин. Они мне не нравятся.
Искренне ваш П.Соумз».
Для того чтобы успокоить Перли и утолить его тягу к цвету, Куцые стали подносить ему изумруды и всевозможные золотые и серебряные вещицы. Пока тепло золота и блеск серебра высокой пробы не отогрели ему сердце, Перли хранил молчание. Время от времени бандиты приносили Перли работы американских художников, или малоизвестных миниатюристов эпохи Ренессанса, или непризнанных талантливых экспериментаторов, или старинных мастеров. Они доставляли ему несказанную радость, где бы он при этом ни находился: под мостом, в пивной или среди чанов реквизированной им пивоварни. Однако сколь бы замечательными ни были все эти виды и сцены, оттенки и сочетания цветов, они не могли удовлетворить его. На деле он хотел жить только в том играющем золотом мире, о котором все это время мечтал.
– Я хочу жить в комнате, – как-то раз сказал он, – где все стены, пол и потолок выложены чистым золотом.
Его слова поразили даже видавших виды Куцых. В каком-то смысле им принадлежал весь этот город, но они никогда не мнили себя владыками инков, не строили воздушных замков и даже не имели постоянного места жительства.
Блэки Уомбл рискнул возразить своему шефу:
– Перли, таких комнат нет даже у самых богатых банкиров. Представьте, сколько вам для этого понадобится золота. Ворам работы будет на сто лет вперед.
– Ты не прав, – покачал головой Перли. – Мы справимся с этой работой за день.
– За день?
– И еще. С чего ты взял, что золотых комнат не существует? В этом городе, что тянется ввысь и уходит в земные глуби, тысячи улиц и миллионы комнат. Золотых комнат здесь может быть больше, чем звезд на небе.
– Как это так?
– Ты когда-нибудь слышал о Сардониковой улице, Алмазном проезде, о Девятой или Двадцатой авеню?
– Здесь, в Нью-Йорке?
– Разумеется. Сотни, тысячи миль улиц, петляющих, сплетающихся и порождающих друг друга, одна лучше другой…
– Вы, верно, говорите о Бруклине? Я, признаться, его совсем не знаю. Его никто не знает. Сколько человек отправилось туда и не вернулось. Там есть такие улицы, о которых никто никогда не слышал, например бульвар Фанью-Огстайн-Крипт.
– Это что-то еврейское. Я говорю не только о Бруклине, я говорю и о Манхэттене. Они ведь то и дело пересекаются, ты понимаешь?
Глаза Перли засветились электрическим светом. Блэки Уомбл далеко не всегда понимал Перли (особенно в тех случаях, когда тот в полночный час посылал его за очередной банкой краски), но он знал, что Перли ничего не говорит просто так, сколь бы безумными ни казались его речи.
– Девятые и Двадцатые авеню сплетаются друг с другом, словно змеи, и уходят на тысячи миль…
– Скажите мне, Перли, в каком направлении они идут?
– Туда! Вверх! – воскликнул в ответ Перли, указывая на темный потолок.
Блэки Уомбл задрал голову и, к своему изумлению, увидел над собой какие-то серые спирали, озарявшиеся голубыми вспышками. Ему вдруг показалось, что он стоит возле самого края уходящей ввысь бездонной бездны. И тут земля утратила свою власть над его телом и он полетел вдоль этих необычных улиц… Вернувшись, он поймал на себе испытующий взгляд Перли, тот был спокоен и невозмутим, словно приемщик посуды после рождественских праздников.
– Ну хорошо. Положим, Сардониковая, Девятая и Двадцатая авеню…
– И Алмазный проезд.
– И Алмазный проезд действительно существует. Но откуда мы возьмем столько золота? Вы только поймите меня правильно. Я вовсе не против вашей идеи, но я не понимаю, как мы сможем ее осуществить.
– Мы должны ограбить транспорт с золотом, который пройдет проливом.
Блэки Уомбл замер от изумления. Куцые Хвосты были самой лучшей, самой сильной и самой дерзкой бандой в городе. Однако им еще не разу не приводилось грабить крупные банки (тот временный филиал, сейфы которого они вскрыли едва ли не консервными ножами, Блэки не считал). Об ограблении же транспортных кораблей, перевозивших золото, не могло идти и речи. Во-первых, никто толком не знал, когда и куда они приходят, поскольку их курс определялся при помощи генераторов случайных чисел (проволочных клеток, внутри которых находились игральные кости с нанесенными на них долготами и широтами). Эти корабли выделывали немыслимые зигзаги. К примеру, на пути из Перу в Нью-Йорк такой транспорт мог раз шесть проходить в виду Иокогамы, сигналя голубыми ракетами, но в порт так и не зайти. Никто не знал наперед, когда и куда приплывет этот корабль, избегавший обычных морских путей. На деле большинство обитателей Нью-Йорка даже не догадывались о существовании подобных судов. Пекари занимались своими кренделями, механики перебирали промасленные двигатели, пахнущие кремнем и сталью, банковские клерки обслуживали клиентов, незаметно отщипывая крохи от их состояний, даже и не подозревая о том, что их окружают богатства великих царств, наводняющие нижний Манхэттен подобно приливу, заливающему тростниковые заросли.
Из многих миллионов жителей этой страны не больше десяти тысяч видели, как золотой транспорт заходит в гавань или на полчасика причаливает к укрепленному пирсу для разгрузки. О том, что этот транспорт перевозит золото, знали, пожалуй, не больше тысячи, причем человек девятьсот из них в силу своей порядочности никогда и не помышляли об ограблении. Половину оставшейся сотни составляли законченные неудачники; два десятка уже нашли применение своим талантам (в опере, в издательском деле и в вооруженных силах); другим двум десяткам недоставало не столько криминальных, сколько организационных талантов, а также последователей; пятеро вынашивали смехотворные схемы; четверо, в силу фатального стечения обстоятельств или внезапного расстройства желудка, в последний момент принимали решение оставить эту затею, которая и без того представлялась им весьма сомнительной. Единственным оставшимся человеком, разумеется, являлся не кто иной, как сам Перли Соумз, но даже и ему эта задача, возможно, была не по зубам, поскольку золотые транспорты считались самыми быстрыми и самыми маневренными судами на свете. Помимо прочего, они имели приличествующие их статусу вооружение и броню. Люки огромных камер, находившихся в их потаенных глубинах, открывались только после того, как транспорт причаливал к одному из укрепленных доков. Специальные устройства приводили в движение цилиндрические стержни из особо прочной легированной стали, надежно защищавшие люки (замки этих люков были оснащены часовым механизмом), за которыми находились десять камер с сейфами, способными выдержать взрыв любой мощности. Там-то и хранилось золото. Разумеется, во время разгрузки корабль находился под охраной отборных армейских подразделений.
