— Пап, а ты видел, как ВиДжи набирал сотню?
— Ха, видел! Да я принимал от него мячи и чуть было не расплавился, когда жарким августовским днем он набрал сто пятьдесят очков. С полкило вашего папы осталось на том раскаленном поле. Но я любовался его игрой и всегда расстраивался, если он получал штрафное очко, даже если и играл против его команды.
— А он что, получал штрафные очки?
— Да, милый. В первый же раз, когда я играл за него, ему засчитали отбив ногой, прежде чем он начал пробежку. И всю дорогу к павильону, где находится скамейка удаленных, он высказывал арбитру, что он о нем думает, а его черная борода развевалась на ветру, словно флаг.
— А что он думал об арбитре?
— Ну, гораздо больше, чем я тебе могу сказать, Толстик. Однако смею заметить, что он имел полное право возмущаться, потому что подающий был левша и закрутил мяч почти что за калитку, так что очень трудно отбивать, если это не сделать ногой. Впрочем, для вас это китайская грамота.
— А что такое китайская гламота?
— Ну, это то, что для вас очень сложно. Ладно, я пошел.
— Нет, пап, пап, не уходи, погоди! Расскажи нам про Боннера и его коронный прием.
— А, так вы и об этом слышали!
Из темноты раздался тихий умоляющий дуэт:
— Пап, ну пожалуйста!
— Не знаю, что мама скажет, если нас застукает… Так о чем это вы?
— О Боннере!
— Ах, о Боннере! — Папа задумчиво воззрился во тьму и увидел зеленые поля, золотистый свет солнца и великих спортсменов, давно ушедших на покой. — Боннер был удивительный человек. Настоящий великан.
— Такой же, как ты, папа?
Отец подхватил старшего сына на руки и ласково его встряхнул.
— Я слышал, что ты давеча сказал мисс Криган. Когда она тебя спросила, что такое акр, ты ответил: площадка примерно с папу размером.
Мальчишки загукали от смеха.
— Но Боннер был на двенадцать сантиметров выше меня. Вот уж великан так великан.
— А его никто не убил?
— Нет, нет, Толстик. Это не злой великан из книжек, а большой, сильный человек. Прекрасно сложенный, с голубыми глазами и золотистой бородой. Великий человек, другого такого я не встречал, за исключением, пожалуй, одного.
— А какого одного?
— Это был немецкий император Фридрих Третий.
— Немец-перец! — в ужасе воскликнул Толстик.
— Да, немец. Только знайте и запомните, ребята, что и немец может быть благородным человеком. Другое дело, во что превратились эти благородные люди за последние три года. Этого я никак понять не могу. Но Фридрих Третий был прекрасным, замечательным человеком, стоит только взглянуть на его лицо. Но каким же негодяем и мерзавцем оказался его сын! — Папа погрузился в задумчивость.
— Пап, а Боннер? — напомнил Парнишка, отец вздрогнул и спустился с высот глобальной политики на грешную землю.
— Ах да, Боннер… Боннер в белой фланелевой паре на зеленом поле, освещенный ярким июньским солнцем. Вот это картина! Вы еще о приеме спросили. Было это на отборочном матче Англия — Австралия. Перед ним Боннер заявил, что выбьет Альфреда Шоу, куда ворон костей не заносит, и был полон решимости сдержать свое слово. Шоу, как я говорил, умел хорошо подавать с дальних дистанций, так что какое-то время Боннеру просто не шел мяч, однако наконец ему представился долгожданный случай, он прыгнул и нанес по мячу такой удар, какого еще не видели крикетные поля.
— Ух ты! — восторженно выдохнули ребята, а потом Толстик спросил: — Пап, а мяч улетел туда, куда ворон костей не заносит?
— Да слушайте же вы! — продолжал Папа, который всегда раздражался, когда его перебивали. — Боннер подумал, что провел низкий удар с лета, что считается идеальным отбивом, но Шоу обманул его и закрутил мяч с короткого края. Так что когда Боннер по нему ударил, мяч пошел все выше и выше, пока не стало казаться, что он вот-вот исчезнет в небе.
— Ух ты!
— Сначала все подумали, что мяч улетит далеко за пределы поля. Но скоро стало ясно, что вся сила великана ушла на то, чтобы послать его вверх, поэтому была вероятность, что мячик упадет внутри канатов. Бьющий успел сделать три пробежки, а мяч все еще летел. Потом все увидели, как один из английских игроков встал на краю поля у самых канатов, его белая фигура четко читалась на темном фоне зрителей. Он стоял и следил за полетом мяча, при этом дважды подняв руки кверху. На третий раз, когда он поднял руки, мяч был у него, а Боннер получил штрафное очко.
— А почему он два раза руки поднимал?
— Не знаю. Поднимал, и все.
— Пап, а кто был этот полевой игрок?
— В поле играл Фред Грейс, младший брат ВиДжи. Его не стало всего через несколько месяцев. Но в его жизни была минута славы, когда двадцать тысяч человек смотрели на него, затаив дыхание. Бедный Фред! Как же рано он умер!
— Пап, а ты когда-нибудь брал такую же хитрую подачу?
— Нет, сынок. Я был довольно средним игроком.
— А ты хоть когда-нибудь обманные подачи брал?
— Ну, я бы не сказал. Понимаешь, хорошее взятие — это зачастую просто счастливая случайность, и одно такое взятие я помню как сейчас.
— Пап, расскажи, а?
— Ну вот, стоял я на полосе подач. Это почти что рядом с калиткой. Бросал Вудкок, который тогда считался лучшим подающим Англии. Матч только начался, и кожаный мяч был еще красный и не обтрепанный. Вдруг я увидел что-то наподобие алой вспышки, и в ту же секунду мяч оказался у меня в руке. Я даже шевельнуть ей не успел, а мяч уже был в перчатке.
— Ух ты!
— Видел я еще оно похожее взятие. Тогда повезло Ульетту, техничному игроку из Йоркшира, большому такому, высокому парню. Он подавал, а бьющий — это был австралиец на отборочном матче — отбил изо всех сил. Ульетт никак не мог видеть мяч, но он просто выставил руку и поймал его.
— А если бы мяч попал ему в грудь или в живот?
— Ну, тогда бы ему было больно.
— А он бы заплакал? — тут же спросил Толстик.
— Нет, малыш. Игры служат как раз для того, чтобы научиться смело и мужественно держать удар. Вот, предположим…
На лестнице послышались шаги.
— Боже мой, ребята, это мама. Быстренько закрыли глазки… Все хорошо, дорогая. Я сделал им строгое внушение, и, по-моему, они почти заснули.
— И о чем же вы говорили? — поинтересовалась леди Солнышко.
— О крикете! — крикнул Толстик.
— Ничего особенного, — начал оправдываться Папа. — Вполне естественно, что двое мальчишек…
— Трое, — справедливо заметила леди Солнышко, поправляя ребятам одеяла.
РАЗМЫШЛЕНИЯ И ДОМЫСЛЫ
