И я отчетливо соображаю, что, пока сыщики не уйдут, Коби с хозяином побоятся выяснять да по дому искать и что время у меня еще есть.
Мне же ничего больше не надо делать, ну, придут, ну, поищут, найдут свое и заберут, а я знать ничего не знаю, и дело с концом.
Спроси меня кто-нибудь в тот момент: да что ж ты, мол, Миша, делаешь, с ума сошел, что ли? – я бы ответить не смог, но, конечно, остановился бы. И шла бы моя жизнь дальше по плану, обычным своим инвалидным путем.
А тут и мыслей в голове никаких не осталось, вытащил я опять мешочек, высыпал блестяшки прямо в нагрудный карман рубахи, съездил в туалет и мешочек спустил в унитаз. Словно у меня все продумано заранее, подкатился к станку и стал эти орешки завязывать по штучке в свои лоскуты, на цвет уж не смотрю, хватаю лоскуты подряд, трубочкой сверну, орешек внутрь закатаю – узелок, другой закатаю – узелок, и пальцы не дрожат, в пять минут навязал себе кучку заготовок, вроде всё.
Выглянул в окно, вижу, сыщики уходят и уводят с собой Азама, а хозяин идет за ними и в чем-то их убеждает, но они головами помотали, посадили Азама в машину и уехали. А Коби уже у черного хода шарит.
Я больше смотреть не стал, подкатился обратно к станку и начал быстро заплетать свои заготовки в коврик.
Плету, а сам прислушиваюсь, знаю, что сейчас будет.
10
Внизу у нас две жилых квартиры, но один никогда никому не открывает. Вот внизу хлопнула дверь, это они уже во второй спросили, и им, конечно, сказали, чьи это тючки, у нас в подъезде все знают мою работу. Сейчас явятся. И страха никакого не осталось, один азарт.
Звонят.
Я открывать не тороплюсь, инвалид все-таки.
Заготовки, которые не успел заплести, смешал на столике с пустыми, еще лоскутками немного присыпал и покатил потихоньку к двери.
Физиономии перекошенные, но говорят осторожно, вежливо:
– Простите, что беспокоим, тут внизу у подъезда только что мешки стояли, они у вас?
Это Коби, распаренный, как из бани. А хозяин ничего, держится, только глазами поверх моей головы лезет прямо в комнату. Впервые так близко вижу их знакомые рожи.
– А вы кто, – говорю, словно не знаю, – будете?
– Мы ваши соседи, из ресторана внизу.
– А, – говорю, – так это вы нам всем своим шумом жить не даете? Сколько вас просили, а вы ноль внимания. В полицию жаловаться будем.
– Зачем же в полицию? – Коби даже вздрогнул.
Тут хозяин берет инициативу, отстраняет Коби плечом, говорит:
– Можно войти? Обсудим все проблемы спокойно.
Не пустить я их не могу, да и не хочу. Отъезжаю, веду в салон.
Тючки мои стоят на самом виду, Коби сразу было к ним рванул, но хозяин его придержал, говорит:
– Смотрите, какая у нас глупость вышла. Кстати, насчет шума вы не беспокойтесь, конечно, нездоровый человек, что ж вы мне лично не сказали, я сам прослежу, после одиннадцати будет тихо.
– Знаем мы ваше тихо, – говорю. – Они уж обещали.
– Да, но теперь обещаю я. Мое слово – это слово. А глупость вот какая. Этот вот дурак-мальчишка поспорил со вторым официантом, что спрячет в момент вещь так, что тот никогда не найдет.
Ничего себе мальчишка, здоровый лоб под тридцать.
– И вот придумал, сунул ее в ваш мешок. На минутку отвернулся, а мешков уже нет. Вы, видно, забрали.
Я плечами пожимаю, сам я не забирал, мне сосед помог.
– Теперь стесняется, болван, спросить, позвал меня. Вы уж разрешите поглядеть, очень просит, говорит, ему эта вещь нужна.
Опять пожимаю плечами, смотрите, мне что.
Коби сунул руку в один мешок, во второй, оглянулся на хозяина и стал сдирать липкую ленту. Рассыпал один мешок, копается в тряпках. Хозяин не выдержал, взял второй и тоже разодрал, тряпки на пол высыпал, стоят оба на коленях и ищут.
А я сижу в своем кресле, смотрю на них, и хоть бы крупинка страха, только в животе холодит от возбуждения, но сдерживаю, сижу совершенно спокойно.
Хозяин с пола встал, подходит к моему станку. Я говорю:
– Вы, пожалуйста, мою работу не трогайте.
– Да нет, – говорит, – просто, вы могли нечаянно вместе с материалом захватить, – и разгребает лоскуты на столике, узелки у него прямо под пальцами, несколько заготовок на пол упало, он внимания не обратил и даже наступил на одну.
– Я, – говорю, – новые материалы еще не открывал. Мешки были закрыты.
– Тогда где же оно? – Еще вежливо, но уже другое выражение появилось в голосе.
– А я почем знаю. Может, – говорю, – в третьем мешке. Да что вы ищете-то?
Оба так и вскинулись:
– Где третий мешок? Почему сразу не сказали? – Тон совсем уже неласковый.
– А где третий мешок, – говорю, – это я вас должен спросить. Это вы там внизу мои вещи трогали, права не имеете. Мне всегда три привозят, а третьего нету.
Хозяин на Коби смотрит зверем. Тот даже голову в плечи вжал:
– Два всего было, клянусь, всего два.
Хозяин сквозь зубы пробормотал:
– Ну, Яаков… – и ко мне: – Вы говорите, сосед принес? Что за сосед, где он?
– Мальчик из квартиры напротив, Ицик.
Коби слетал, привел Ицика, держит его за плечо.
Парень смотрит сердито, видно, опять от телевизора оторвали. Хозяин его спрашивает:
– Ты сюда эти мешки принес?
– Ну, я.
– Сколько ты их принес?
– Сколько надо, столько и принес. А вам чего?
– Сколько?!
– Ну, два. Да чего вам? – И хочет вырваться, но Коби держит крепко.
– А третий где?
– Почем я знаю? Отпустите меня! Михаэль, скажи им!
Я сказал, но они, конечно, никакого внимания.
– Ты не бойся, скажи, где третий мешок. Ведь их там три было, правда?
– Нет, неправда. Всегда три, а сегодня два, и отпустите меня!
Молодец Ицик, словно знает, что надо говорить.
– Вот господин сказал, что три.
– А было только два. Чего пристали! Он тоже спрашивал, где третий, но не было там третьего, не было! – говорит, будто я ему роль заранее расписал.
Хозяин опять тон сменил, говорит спокойно так, даже ласково:
– Если ты его взял, может, поиграть или еще что, так это ничего. Ты его сейчас принеси и отдай владельцу, ладно? А мы тебе…
– Что я, девчонка, в тряпки играть, – дернул носом, думаю, заплачет сейчас. – Не брал я ничего, и отстаньте.
