Жорж молчит.
— Которая так до сих пор и не знает, что такое это чертово спа.
Жорж молчит.
— Которая пьет просто колу, не лайт.
И тут, о чудо:
— Ах, Манон! Как дела, Манон? Ты все-таки приехала?
— Все-таки.
— У тебя тут родня?
— Нет.
— Где ты ночуешь?
— Не знаю.
— И чем собираешься заняться?
— Буду жокеем. Цветочницей. Наемной убийцей. Моделью.
— Тебя можно пригласить на ланч?
— Вроде бы да.
Жорж назначил мне встречу на три часа, в Trying So Hard, где-то на площади Альма. Я повесила трубку и вышла из будки. Спросила у стайки молодежи, как туда проехать, и стайка молодежи ответила:
— И чем это ты там в будке занималась?
— Кто это теперь звонит из будки!
— Да ладно вам, садись в метро, там по прямой.
— Шлюха будочная!
В метро я сперва заблудилась, но какой-то кукольник в бандане объяснил, до какой станции ехать, — за два евро и разрешение похлопать меня пониже спины.
Я добралась до Trying So Hard с двадцатиминутным опозданием и таким чувством, будто пересекла пару галактик. И еще с надеждой, что мой чемодан сойдет за дамскую сумочку. Жорж поджидал меня, листая журнал под названием «Эсквайр», с прошлого раза он загорел еще сильнее. Я застыла столбом у террасы ресторана. Он встал, протянул мне руку и усадил напротив.
— Симпатичные шорты, — сказал он.
— Что читаешь? — спросила я.
— Не читаю, а присматриваю.
— А? — не поняла я.
Он показал журнал:
— Гляди, вот эта ничего, прямо как моя дочь.
— Может, это она и есть?
— Ты шутишь, надеюсь, моей дочери ретушь не нужна.
— Что-что?
— Как доехала? Ты на чем?
— На поезде.
— Это твои вещи? — спросил он, указывая на мою сумку.
— Ну да.
— Ты надолго?
— Насовсем.
— Где жить будешь?
— Где скажете.
— Э, ты потише, предложения здесь делаю я.
— По телевизору говорили, что жилье для моделей предоставляют агентства.
— Для этого надо быть моделью. Встань-ка.
Я встала.
— Повернись.
Я сделала полный оборот.
— А вы что уставились? У нас чисто профессиональная встреча, — рявкнул он на типа за соседним столиком.
— Так как? — спросила я.
— Угу, угу, неплохо. Вина хочешь?
— Нет, спасибо.
Он налил мне стакан вина:
— Выпей!
Я выпила и заказала салат, есть почти не хотелось.
— Почему ты хочешь быть моделью?
— Хочу сниматься в кино.
— И ты туда же? Как только вам всем не надоест! Слушай, я ведь не продюсер, спать надо не со мной!
— А если я не хочу с вами спать?
— Еще и это? Тогда какого черта ты тут делаешь?
— …
— Слушай внимательно, девочка моя. Ты просто прелесть, ты лучше всех, поверь, я много чего насмотрелся. Просто мне пятьдесят, на мне агентство, и соцобеспечение не по моей части. В этом подлом мире ничто не дается даром, и чтобы попасть ко мне, придется мне дать. И даже после этого я могу тебе сказать, что твои труды пропали даром. Алло?
Пока он говорил по телефону, я прикончила бутылку.
— Дорогая? Что случилось? Что? Нет, Сибиль, положи нож. Положи нож на место. Сибиль, дорогая, ты же знаешь, у тебя не выйдет, а потом у тебя будут некрасивые шрамы на запястьях. Шрамы — это очень некрасиво. Сибиль, черт возьми, сейчас три часа дня, что на тебя нашло? У папы деловая встреча. Знаешь, дорогая, а вот это называется шантаж, ты даже не знаешь, как резать, вдоль или поперек. И пожалуйста, не пытайся меня учить, как кончать с собой. Между прочим, я десять лет был женат на твоей маме. Окей, окей, сейчас приеду. Никуда не уходи, сиди тихо. Я еду. Вот именно, тогда сначала ты сможешь убить меня. Еду. Пока.
Он нажал отбой, и мне было его искренне жаль.
— Что, бутылка пустая? — сказал он, схватил мой стакан, выпил залпом и добавил: — Мне надо бежать, небольшие семейные проблемы. Подумай о том, что я тебе сказал, и перезвони. Окей? Ты само совершенство, ничего не меняй. Особенно шорты, ладно? До скорого.
Он бросил деньги на стол и выбежал на улицу. Какой-то хмырь в костюме подошел к столику забрать деньги.
— Стойте! Вам официантки нужны? — сказала я.
И он взял меня на работу, потому что я была подружкой Жоржа и потому что носила симпатичные шорты. Славный чел этот менеджер, я его так и называла — «Славный чел». Не просто дал мне работу, а еще и подыскал квартирку, через какого-то своего друга, «спеца по недвижимости». Друг сдавал однокомнатные квартиры по ценам вне всякой конкуренции. Двести евро в месяц — совсем недорого, даже для меня. Мебель тоже была вне конкуренции. Я жила в IX округе, в мансарде. Мне нравились балки на потолке и вид из окна. Сортир на лестнице нравился меньше. И отсутствие горячей воды. И электрические конфорки, которые включались через раз. Дом был старый и величественный. Недалеко от ресторана. Меня будил рассвет. И незаметно жизнь вошла в будничную колею. От парижской комнаты до Trying So Hard — каждый день метро: «Сен-Лазар», «Миромениль», «Сен-Филипп-дю-Руль», а когда я выныриваю из станции «Альма-Марсо» — вечный саксофонист, играющий «Жизнь в розовом свете», витрины магазина «Шанель», о котором постоянно твердила мама, одни и те же часы работы, одни и те же посетители, одни и те же блюда и, время от времени, любезности старшей официантки: «Манон, дамочка за шестнадцатым ждет свое красное целых полчаса, шевели задницей, дура!» Иногда после работы я шла в кино, листала какой-нибудь журнал на террасе кафе на Елисейских Полях, искоса бросая взгляд на туристов, взгляд парижанки. Когда чаевых было много, покупала себе пару туфель или чуть-чуть косметики. Копила на телевизор. Однажды пила кофе еще с одной подавальщицей из Trying, но она оказалась слегка свихнутая: считала себя реинкарнацией императрицы Сисси и думала, что это откроет ей дорогу в кино. На том все и кончилось, а жаль, приятно поговорить хоть с кем-нибудь. Добрый десяток раз у меня на улице просили номер телефона, а когда я отвечала, что живу без телефона, меня обзывали. Глупости, конечно, но я плакала. К счастью, однажды я нашла под банкеткой чей-то телефон и купила симку. Теперь всегда хожу с мобильником у уха и болтаю все, что придет в голову, как будто на том конце кто-то есть.
