взглядом.
— Требую немедленно отправить этого товарища, — я кивнула в сторону поверженного, — в тюрьму. Таким место только за решёткой. Что за бардак тут творится? Женщин избивают, мужики — трусы. У вас, что ли, понятия о достоинстве и чести вообще нету?
Блондин хлопал глазами, смотря на меня в полном офигевании. Кажется, он пытался понять, кто из нас двоих сошёл с ума — я, несущая непонятно что, или он, слышащий это непонятно что. И вдруг позади раздался вкрадчивый и подозрительно насмешливый голос:
— Госпожа, признаться, вы удивили!
Я резко обернулась, так что золотая копна волос подлетела вверх. Кстати, это, так сказать, богатство меня жутко раздражало. Я привыкла стричься значительно короче. Волосы мешают в бою. Надо будет придумать какую-нибудь прическу, чтоб не болталось. Или подстричься.
Передо мной стоял парень лет двадцати пяти, не старше. Высокий, широкоплечий, волосы светло-русые, волнистые, волнами лежат на плечах, лицо насмешливое, взгляд колючий, а одет в жуткую черную рясу. Мои брови поползли вверх. Это что за образчик? Рядом с ним оказался товарищ в таком же одеянии, но гораздо старшего возраста, круглый, как бочонок. Этот смотрел на меня насуплено и недовольно, готовый разразиться какой-нибудь гневной тирадой.
Я поняла, что эти субъекты поопаснее блондинчика будут. Того явно воспитать можно, а с этими нужно держать ухо востро.
— Добрый день! — поздоровалась спокойным степенным голосом. — Что вам нужно?
Кажется, это универсальный вопрос для всех случаев жизни. Молодой человек криво ухмыльнулся.
— Я весьма впечатлен вашими навыками, госпожа графиня. Вот только хотелось бы узнать, откуда же они взялись?
Ага, вопрос не в бровь, а в глаз. Может, местная инквизиция? Уж больно на палачей смахивают.
Я постаралась придать лицу безразличное выражение.
— Навыки — вещь особенная, — произнесла осторожно. — Нарабатываются годами, а потом очень помогают жизни…
— То есть, вы хотите сказать, что давно владели этим боевым искусством? — уточнил парень. Толстяк молчал и только раздраженно жевал губу, как будто сегодня не завтракал.
— Ну, не с детства, конечно, но давно, — ответила искренне.
— И почему же раньше за вами не наблюдалось подобных умений? — вопросы сыпались, как из рога изобилия.
— Не наблюдалось? — усмехнулась я и ответила вопросом на вопрос: — То есть вы хотите сказать, что устраивали за дамой слежку?
Парень напрягся. Кажется, он привык к тому, что все вокруг отвечали на его вопросы прямо. Судя по напряженным лицам окружающей прислуги, этих товарищей боялись все. Значит, действительно инквизиция. Вот это да!
Ну, ничего. Мне как-то пришлось с одним маньяком беседу вести. Он человек двадцать убил, а я была одна. Ловила его на живца, так сказать. Помощь еще не приехала, а он стоял передо мной с ножом в руках. У меня же даже ножа не было.
Так вот, заболтала я его знатно. Тот еще трепло оказался. Долго хвалился своими «подвигами» о том, как лишал жизни своих жертв. Я делала вид, что слушала и тянула время. В итоге, он даже пикнуть не успел, как один из наших снайперов его снял.
Меня потом к награде приставили за героизм. Мол, «только личностная выдержка помогла так феерично удержать преступника от активной агрессии».
Так с чего вдруг после ТАКОГО трусить перед какой-то инквизицией? На всякую инквизицию найдется управа.
Я подключила логику. Из того, что удалось понять, я теперь была некой госпожой, графиней, супругой этого белобрысого труса. То есть власть в этом поместье формально у меня тоже имеется. Значит, нужно ею воспользоваться!
Расплылась в приветливой улыбке и произнесла:
— Смотрю, намечается занимательный разговор. Думаю, будет лучше всего продолжить его где-нибудь в более уютном месте. За чашечкой кофе, например. Пройдемте, господа!
Я не спрашивала. Я управляла. Развернулась и, высоко подняв голову, направилась обратно в здание, стараясь выглядеть максимально беспечной. Чувствовала спиной на себе недоуменные взгляды. Еще бы! Никакого почтения, так сказать, к священнослужителям.
Впрочем, на удивление, меня послушались. Блондинчик наорал на слуг и потребовал, чтобы они разошлись по своим делам. Куда утащили борова, я не знаю, но сейчас было не до него. А, судя по шаркающим шагам, толстяк и его товарищ пошли следом.
Куда идти, я совершенно не представляла. Но на выручку неожиданно пришел один худощавый старик, встретивший меня в холле. Он указал на одну из двустворчатых дверей, и я с облегчением поняла, что это гостиная для приема всякого… сброда.
* * *
Полчаса спустя…
От вина гости отказались, хотя толстяк алчно поглядывал на бутылку из тёмного стекла. Я тоже пить не стала, блондинчик и подавно.
Тот старик, оказавшийся местным распорядителем, знатно постарался: стол накрыли в считанные мгновения.
Плеть с засохшей кровью на крючках я демонстративно положила рядом с креслом на столик. Толстяк поглядывал на неё с явным отвращением. Муженёк тоже косился. А вот молодой священнослужитель (кажется, его звали преподобный Ксандер) не сводил с меня глаз.
Из всей троицы он был самым опасным, хотя главным среди этих двоих был однозначно второй. Я обратила внимание, с каким почтением парень склоняет голову, когда его старший товарищ что-то шепчет ему на ухо.
Но я всё равно сосредоточилась исключительно на преподобном Ксандере. Он задавал вопросы, много вопросов. Каверзных, на которые приходилось отвечать очень уклончиво. Например, спросил, кто же научил меня так двигаться. Ведь в моей семье никто не слыл выдающимся воином, да и армия у родителей была откровенно слабой. В гарнизоне насчитывалось человек пятнадцать, и все старики.
Я поняла, что о хозяйке этого тела преподобный оказался прекрасно осведомлен, но отступать не собиралась.
— Иногда первое впечатление бывает обманчивым, — произнесла многозначительно. — Люди склонны верить исключительно тому, что видят их глаза. Но эти глаза несовершенны. Так что давайте не будет навешивать ярлыки. У меня есть навыки, а откуда они взялись — это дело моей семьи. Разве Всевышний не наделил нас правом дорожить наследием собственного рода?
Выдумывать эту чушь было непросто, но я старалась. Пыталась создать впечатление, что они просто плохо знают Евангелину и потому им есть, чему удивляться.
К счастью, преподобный Ксандер кивнул. Но он был дотошен.
— И все же, кто именно вас научил?
— О, я бы хотела оставить это в секрете, — ответила с улыбкой. — Личное, понимаете?
— Понимаю, — ответил молодой человек, но в голосе проскользнуло напряжение. — Тогда разъясните, почему вы избили собственного слугу?
Я обрадовалась: уж на эту тему поговорю с удовольствием. Сделала скромное лицо, добавила немножко гнева, который был настоящим, и произнесла:
— Он нарушил мое приказание и не прекратил избивать служанку, когда я приказала остановиться!
Коротко рассказала о случившемся, посетовала
