легкий голод. Просто не хочу, чтобы уходил и оставлял меня здесь одну.
— Ладно, после фильма может перекусим.
Лёша снимает футболку, продолжая все также смотреть на меня. Вот только во взгляде мелькает странный блеск и заметно темнею зрачки.
Разрываю контакт первой, плотнее кутаясь в одеяло. С облегчением отмечаю про себя, что одета в футболку и шорты, а не в какое-нибудь платье. Словно это мне может хоть как-то помочь.
Лёша тем временем ложится рядом со мной и, действительно, включает плазму. Совсем не касается меня, сосредоточенно смотрит в экран и выбирает нам фильм.
Видимо, заметил мою нервозность и даже обижается… Так частенько бывает, когда я пытаюсь его остудить или отталкиваю. Но, правда, он всегда быстро отходит.
Вот и сейчас, когда кладу голову ему на плечо, а рукой обвиваю шею, тут же обнимает меня за плечи, легко поглаживая спину.
Фильм мы смотрим до конца, даже не прерываясь на беседы, лишь изредка он целует меня в лоб или в висок.
Сейчас я наконец-то абсолютно расслабленна. Под титры так и вовсе снова клонит в сон. Все-таки я не слабо сегодня перенервничала, практически на грани истерики была. Об этом я ему и говорю, когда он выключает плазму и обвивает меня руками, недвусмысленно прижимая к себе.
Лёша тяжело вздыхает, утыкаясь невидящим взглядом в потолок, но ничего не говорит.
— Ладно, — все же сдается он. — Будем спать? Или, может, спустимся вниз? — спрашивает с какой-то надеждой в голосе.
Понимаю, что ему хочется вернуться в компанию ребят, раз я снова его отвергаю. Спать он уж точно не собирается, хотя уже первый час ночи.
— Ты, если хочешь, иди. Я не обижусь, правда. Сам понимаешь… такой день, я совсем не в настроении… — так и не договариваю до конца.
— Правда не обидишься? — переспрашивает он.
А мне становится немного грустно. Глушу в себе эту обиду, чувствуя себя какой-то эгоисткой.
— Конечно, иди, — для убедительности широко улыбаюсь и коротко целую его в губы.
— Ладно… Если что — пиши.
Лёша уходит, а на меня накатывает конкретная тоска. Даже спать уже не хочется, но и вниз я не спущусь.
Зачем вообще осталась? Чтобы лежать тут одной в чужой постели?
Верчусь в кровати, пытаясь выбрать удобную позу, а сна ни в одном глазу. Бездумно переключаю каналы, но быстро теряю интерес к происходящему на экране. Хочу снять эти узкие шорты, но переживаю, что Лёша не так это поймет, когда вернется и увидит меня в одних трусах.
Отчаявшись, спрыгиваю на пол, брожу по комнате и выглядываю в окно. Ничего толком не видно, так как окна выходят на передний двор, а основная масса людей у бассейна на заднем.
Совсем разозлившись, стягиваю по ногам ненавистную грубую ткань и складываю шорты на кресло в углу.
Но не успеваю снова вернуться в кровать, как дверь распахивается.
Поднимаю глаза и на долгие секунды выпадаю из реальности…
— Ну, привет, Русалка.
В комнату входит Макс и закрывает за собой дверь на замок.
По телу несется табун мурашек, меня передергивает, ноги подкашиваются.
Сохранять спокойствие даже не пытаюсь — все признаки паники на застывшем в ужасе лице.
Выровнять дыхание — вообще неосуществимая задача. Грудная клетка ходит ходуном, затягивая как можно больше воздуха, но в легких будто углекислый газ.
— Хотя какая ты Русалка… Даже воды боишься, — окидывает меня цепким взглядом. — Но дышишь так… словно из воды на сушу выбросило.
Осознаю, что попала в клетку и даже не пытаюсь трепыхаться и биться на волю. Ведь ясно же, что если он не позволит — вырваться я не смогу.
Но хоть что-то предпринять я должна…
— Что ты тут делаешь? — сиплю глухо.
— Ясно же, — снова скользит липким взглядом по ногам, задерживаясь на трусах.
Внизу живота начинает все пылать от этих прожигающих глаз.
— Извиниться пришел. Готова? Принимать… извинения.
Сдались мне его извинения! Господи, что же делать⁈
Очень хочу прикрыться, но как на зло шорты слишком далеко, а ничего подходящего под руками нет. Приходится их же и использовать…
Макса это действие забавляет, и он ехидно усмехается, а затем улыбается криво. Я бы даже сказала — скалится.
В ужасе думаю о том, какого же черта я не закрыла дверь! Да я даже не подумала об этом, идиотка! Не рассчитывала, что кто-то из посторонних может сюда зайти…
— Боишься меня?
Упрямо вздергиваю подбородок вверх, отчаянно пытаясь выглядеть храброй. Но моя самоуверенность быстро сходит на нет, когда он начинает крадучись, словно зверь на охоте, двигаться в мою сторону.
— Правильно, бойся.
А мне и вправду страшно. Охренеть, как страшно!
Он напирает, я — отступаю. До тех пор, пока не упираюсь лопаткам в стену. Дышу слишком часто, рвано и шатко.
Господи, пусть кто-нибудь постучит в дверь, спугнет его, может!
Правда, я очень сомневаюсь, что Макса сейчас хоть что-то способно остановить. С такими черными глазами только на жертву надвигаться, чтобы убить.
— Быстро выйди из комнаты. Я буду кричать, — не знаю откуда берутся силы, но мой голос звучит очень строго и убедительно. Я и не догадывалась, что он может настолько измениться и быть таким мощным, даже когда тихий.
Но Макс так не считает…
Он лишь хмыкает и усмехается. Но потом вдруг меняется в лице, преображаясь до неузнаваемости.
Резкие черты лица становятся еще острее. Челюсть напряжена так, что я ловлю слуховые галлюцинации и слышу скрип его зубов. В глазах уже не просто огонь полыхает — там развернулась адская бездна.
Я буквально захлебываюсь от страха…
А затем он говорит так, словно зачитывает мне смертельный приговор:
— Отлично… Так даже лучше.
5
— Ты же не потащишь меня силой?
Алина
Когда между нами остается не больше шага, и я уже готовлюсь к смерти, представляя как Макс наваливается на меня своим крупным телом, он вдруг останавливается.
В голове нет ни одной трезвой мысли — их смыло волной паники, образуя там звенящую пустоту. Пребывая в неподвижном оцепенении, не применяю даже жалких попыток позвать на помощь.
И я просто жду…
Не знаю чего. Его дальнейших действий? Что это все какая-то глупая шутка, и он остановится?
Сомневаюсь…
Не в силах оторваться от гипнотизирующих глаз, лишь боковым зрением замечаю какое-то движение снизу.
Сердце трепещет, как у загнанной в угол мыши, но даже жалкий писк застревает где-то в горле. Я практически не дышу.
А затем ощущаю прикосновение его руки…
Кожа на щеке под его пальцами начинает пылать. Ресницы трепещут от остроты
