— Не доверяете друг другу? Понимаю, но это не к месту. Раз вы тут, значит все нюансы относительно секретности уже позади. Повторюсь, я лично отбирал каждого кандидата сюда. И все вы попали сюда не просто так, не за красивые глаза.
Столовой, конечно же, оказалась палатка. Это была унифицированная санитарно-барачная палатка образца пятьдесят шестого года. Их Советский Союз «наштамповал» с большим запасом, словно для третьей мировой готовился.
Внутри все было выложено деревянными поддонами, у обоих выходов стояли печки-буржуйки. Еда была привозная. В углу раздачи стояло несколько больших темно-зеленых термосов, вроде тех, за которыми ранее ездил грузин Чоговадзе. Было несколько деревянных столов, сбитых между собой досками.
Из еды на ужин было что-то вроде жирного плова с говядиной. Хлеб, черный-белый, кусок маринованного огурца. И сладкий крепкий чай. Не густо, зато много. Правда, огурец был кислый.
Из посуды только алюминиевые тарелки, такие же кружки и ложки. Вилок не было. Но многие из здешних, приходили со своими вилками. Оно и понятно, все привозное, включая посуду. Попробуй-ка напасись на всех легко бьющейся керамической посудой. А вот почему не было вилок — осталось загадкой. У нас в части они были, кривые, косые, с обломанными ножками, но все же.
Поужинав, отправились к удаленной палатке, что выделили строго под нас. Она была небольшой, видно было, что прежних «хозяев» выселили совсем недавно. Кровати — деревянные нары, с грубыми жесткими матрасами и сбившимися в камень подушками, которыми можно двери выбивать. Хорошо, хоть белье было свежее. Ну, судя по запаху.
Главное, было тепло и светло. В углу палатки работала буржуйка. Как такими пользоваться Игнатьев, конечно же, не знал — не там его учили, где такие стояли. А вот я с подобными агрегатами намучался еще в Чечне, во время второй кампании.
Разместились быстро — нам всего-то одну ночь переночевать.
— Так, ну что, какие еще будут вопросы?
— Сколько будем обучаться и чему именно? — спросил прапорщик.
— Шесть месяцев. А вот чему будете учиться, пока афишировать не буду. Скоро все сами поймете. Скажу только, что будет тяжело, но очень интересно.
— Восемь человек в команде⁈ — уточнил я. — У каждого свой род деятельности или все унифицировано?
— Будет один пулеметчик, три стрелка, снайпер, сапер и медик. Ну и командир. Все должны быть взаимозаменяемыми при необходимости. То есть, сапер должен уметь наложить шину при переломе, а снайпер аккуратно снять растяжку. Это ясно?
Все кивнули головами — ну а чего тут не ясного?
— А что потом? — подал голос Дима Самарин.
— Когда потом?
— Ну, когда закончим обучение.
— Не загадывай так далеко. Посмотрим. Все то, чем мы с вами будем заниматься, это своего рода эксперимент. Еще вопросы?
На самом деле, их было еще много, но на этом решили ограничиться. Игнатьев приказал всем отбиваться пораньше, потому что, якобы, с завтрашнего дня начинается самое веселье. Что бы это ни значило, даже мне стало не по себе…
Ночь прошла тяжко.
Спать на каменных матрасах и подушках, это целый экстрим. К такому привыкнуть нужно. Конечно, после зиндана душманов это чуть ли не пятизвездочный отель. Но после нашей, относительно хорошей казармы, ЭТО было просто жесть. Оно ж ведь как, все познается в сравнении.
Подъем был в шесть утра. По-быстрому позавтракали сухими пайками, что получили на продовольственном складе. За нами прибыл транспорт — новенький КамАЗ-4310, только недавно попавший в войска.
Покинув палатку, мы загрузились в кузов грузовика. Выдвинулись.
Благо, дороги тут были асфальтированными и доехали мы без лютой встряски.
А по прибытии на место, меня ждал приятный сюрприз…
Глава 3
Все в сборе
Несмотря на опасную обстановку, американский агент ЦРУ, Джон Вильямс чудом выжил. Его, дважды раненого, со сломанной рукой, многочисленными мелкими ранами и ссадинами, без сознания, подобрали моджахеды и доставили в кишлак Рахмат Шаха. Там ему оказали хорошую медицинскую помощь — все-таки личный врач у лидера оппозиции был не афганцем, а европейцем. А через пару дней агента тайными путями вывезли из Афганистана. Русская разведка ни о чем не догадалась.
Разумеется, тот рейд в ущелье, в котором погибло много разведчиков, имел последствия. Концентрация советских войск в этом секторе резко усилилась.
Поскольку американец больше никого не контролировал, то все планы и операции временно заморозились. Лидер северной оппозиции Рахмат Шах быстро предпринял все меры предосторожности и скрылся до того, как в оба кишлака нагрянула советская армия.
Он тайно продолжил наращивать численность своих людей, но наученный предыдущим опытом уничтожения склада с оружием, распределил своих людей и оружие по горам так, чтобы численность этих групп не превышала пятнадцать — двадцать человек. Они держались скрытно, не обозначая своих позиций. А оружие, что все еще шло малыми партиями через караваны партизан и «подставных» крестьян, теперь хранилось в разных местах.
Если смотреть в будущее, то были возможны только два варианта, либо Джон Вильямс в скором времени поправит здоровье и вернется, а значит и работа продолжится, либо пришлют другого агента и все может измениться. Или же, война внезапно закончится, Советский Союз выведет войска за границы республики и оппозиция возьмет верх над правительственными войсками. По сути, именно это и произойдет в восемьдесят девятом году. Но сейчас, в конце восемьдесят пятого года, подобный исход был крайне маловероятен, наоборот — в этот и следующий год, количество ОКСВА достигнет исторического предела за все годы войны.
Когда Вильямса доставили в Америку, с момента его ранения прошло больше недели. Все это время за ним тщательно следили. В итоге, он был доставлен в одну из частных клиник где-то на юге Калифорнии.
Отдельная палата, внимание и качественное лечение. В Союзе в то время было совсем не так. В один из дней у Джона состоялся важный телефонный разговор.
— Том, послушай! Меня совершенно не волнует, как ты это сделаешь! — лежа на кровати в палате, Джон разговаривал с одним из своих коллег, что сейчас находился в Пакистане. — Я должен знать, кем именно был тот русский, с которым я уже дважды столкнулся в этих чертовых горах. Это молодой парень, лет двадцати двух, скорее всего, не офицер.
С той стороны послышался вздох.
— Джон, зачем? Зачем тебе сдался этот русский?
— Этот сукин сын раскрыл меня, едва не передал советской разведке. Если бы не случайная пуля, из-за которой я вывалился из коляски мотоцикла, у него бы все
