прежней совместной службе в Кирсанове, встретили его с ликованием, как воскресшего из мертвых. В их глазах жестокий приговор царского суда значил многое, потому вольноопределяющегося Киквидзе почти сразу же, как своего и проверенного, ввели в состав солдатского комитета 6-й кавдивизии.
Весной 1917 года Юго-Западный фронт был самый протяженный на всем театре военных действий. На сотни верст бороздили его траншеи территорию двух военных округов — Киевского и Одесского, двенадцати губерний. Совсем недавно войска Юго-Западного принесли русскому оружию громкую победу — победу, которая вошла в историю под названием Брусиловский прорыв.
Юго-Западный был не только самым протяженным, но в политическом отношении и самым отсталым фронтом. На тысячи солдат большевиков приходилось считанные единицы. Спекулируя на «боевых брусиловских традициях», кадеты, «народные социалисты», эсеры, меньшевики старались держать солдат, в подавляющей массе крестьян из окраинных губерний, в политическом невежестве, втолковывая им на разные лады, что спасение России в верности союзническому долгу и доведении войны до победного конца. Командные посты на Юго-Западном занимали такие контрреволюционно настроенные генералы, как Корнилов, Деникин, Крымов, Краснов и другие — будущие вожди белой гвардии. На Юго-Западный чаще, чем на другие фронты, направляли свои стопы многочисленные делегации военных миссий союзнических держав Антанты.
В Киеве началось формирование украинских националистических частей — так называемых гайдамаков, ставших ядром будущей петлюровской армии.
Командование принимало все меры к тому, чтобы оградить солдат от большевиков, от правды ленинской партии. В этом генералам усердно помогали соглашатели — меньшевики и эсеры. Делегации рабочих из Петрограда, Москвы и других пролетарских центров в воинские части не допускались, большевистские газеты и литература перехватывались.
Утром 7 мая в Каменец-Подольске в помещении городского театра открылся Первый съезд Юго-Западного фронта. Командование постаралось, чтобы на съезд попало как можно меньше солдат и офицеров, настроенных подлинно революционно, лишь бы провести в состав Исполкома — Искомитюза — своих ставленников, а также протащить нужные резолюции в поддержку нового — коалиционного — состава Временного правительства и «войны до победного конца». С целью психологического воздействия на съезд из Петрограда прибыла целая делегация соглашателей, возглавляемая меньшевиком Шапиро и «народным социалистом» Станкевичем. Пожаловал в Каменец-Подольск и французский министр, известный социал-шовинист Альбер Тома.
Из семисот делегатов съезда большевиков и сочувствующих им было только около пятидесяти. В том числе Василий Киквидзе и его знакомец по тюрьме, который, оказывается, после освобождения тоже попал на Юго-Западный. Они радостно обнялись, похлопали друг друга по широким спинам, да так и просидели рядом все заседания. Познакомился Киквидзе на съезде с Кириллом Ереминым — белобрысым и ясноглазым унтер-офицером с тремя Георгиями. Еремин был по специальности связист.
Первым съезд приветствовал длинноусый, по-кавалерийски поджарый генерал с умным и волевым лицом — главнокомандующий войсками Юго-Западного фронта. На узких плечах — погоны полного генерала, под воротником и на груди — золотом и белой эмалью светились два ордена Святого Георгия. Брусилов… Самый знаменитый и талантливый генерал во всей русской армии. Говорили, что вот-вот Брусилов займет пост верховного главнокомандующего.
Главкоюз разочаровал Киквидзе и других делегатов. Не тех слов ждали от него и не так произнесенных. Генерал говорил тихо и вяло, словно отбывал какую-то тягостную повинность. Похоже, так оно и было. Речь Брусилова кончилась неожиданно: после искренне, хотя и нервически прозвучавшего призыва к всевышнему даровать победу православному воинству генералу стало дурно, и он, весь обмякнув, поддерживаемый под локоть адъютантом, с трудом сошел с трибуны. Откуда-то появился военный врач, торопливо накапал в стакан с водой лекарство, заставил командующего выпить.
В глубине души Алексей Алексеевич Брусилов, умнейший человек, видимо, знал правду, но не хотел, не мог признать ее, заставлял себя верить, что спасение родины только в полной и окончательной победе. Не верил — и переживал это горько и глубоко, — что солдатские массы откликнутся на его призыв. В своих воспоминаниях он честно признал: «Я понимал, что, в сущности, война кончена для нас, ибо не было, безусловно, никаких средств заставить войска воевать».
Посланцы меньшевистско-эсеровского Исполкома Петроградского Совета разделили свои роли. Первым выступил Шапиро и призвал съезд поддержать всемерно коалиционное Временное правительство.
Потом на трибуну поднялся «народный социалист» Станкевич — будущий комиссар Временного правительства при ставке. В длинной, выспренней речи он потребовал от солдат новых жертв и страданий во имя человечества. Закончил высокопарно:
— Русская демократия добывает мир с оружием в руках!
Станкевич в определенной степени сгладил неловкость после явно неудачной речи Брусилова. Тщательно подобранное большинство в зале аплодировало ему долго и организованно.
И вдруг в зале воцарилась настороженная тишина. Это председательствующий эсер Дашевский с явной неохотой предоставил слово делегату от большевиков — прапорщику Крыленко. С любопытством разглядывал Киквидзе лобастого человека с короткой бородкой, одетого в изрядно потрепанную солдатскую гимнастерку с помятыми офицерскими полевыми погонами. По сравнению с щеголеватым Станкевичем Крыленко выглядел совсем неказисто. Трибуна на сцене, видимо, возводилась в расчете на гвардейских гренадеров, а прапорщик был низкорослым.
Спокойно, не обращая ни малейшего внимания на язвительные смешки по этому поводу, Крыленко отошел от громоздкой постройки в сторону. Выдержка и достоинство, с которыми держался этот человек сугубо штатского обличья, сразу вызвали у Киквидзе чувство симпатии к нему. Впрочем, смешки быстро сникли.
Голос у Крыленко оказался неожиданно зычным, а логика — прямо-таки убийственной. Он камня на камне не оставил от псевдореволюционных выступлений Шапиро и Станкевича, ратовавших за возобновление на фронте активных наступательных, действий.
Легко перекрывая шиканье из первых рядов партера, Крыленко с гневом и сарказмом говорил:
— Либо господа фабриканты будут пешками в руках министров-социалистов — тогда вообще, зачем коалиционное Временное правительство, либо они не будут пешками — тогда тем более зачем они в правительстве. Единственный действенный путь — это удаление капиталистов от власти. Если они пошли на соглашение к социалистам, то только затем, чтобы отдалить момент краха всех надежд буржуазии и отдалить момент своей гибели. Коалиционное правительство — это не выход из кризиса, а усугубление его. Выход — в передаче всей власти в руки Советов!
Кто-то попытался перебить оратора — на него цыкнули, даже в этой аудитории прапорщик-большевик заставлял обманутых солдат слушать слова правды.
— Что же касается войны, то война есть и остается захватной и грабительской! Наступление ничего общего с революционной борьбой за мир и свободу не имеет и иметь не может! Путь к миру — только через революцию! Помимо буржуазии и наперекор ей!
Так закончил Крыленко свое выступление под бурные аплодисменты большевиков и сочувствующих им.
В разгар работы съезда в президиуме появился Керенский. С недоумением и разочарованием, которое он
