– Все как прежде, – пробормотала маркиза, словно разговаривая сама с собой. – Понятия не имела, что Гудман все помнит.
Гудман, наверное, помнил, когда у нее в последний раз сломался ноготь. Так уж она действовала на мужчин. Даже оставив ее, они помнили о ней до конца жизни.
Когда-то Камден относился к жене более благосклонно; в то время ему казалось, что Господь Бог, создавая ее, даровал ей гораздо больше задора и внутренней силы, чем простым смертным. Даже теперь, когда на лице Джиджи отражались губительные следы бессонной ночи, ее угольно-черные глаза сверкали ярче, чем ночное небо над нью-йоркским заливом в День независимости.
– Чем могу служить? – поинтересовался Тремейн.
Взгляд миледи обратился к мужу. Он выглядел вполне благопристойно: во всяком случае, халат прикрывал то, что требовалось прикрыть. Но все-таки Джиджи немного смутилась. Хотя, конечно же, не покраснела. Она вообще редко краснела.
– Я тебя заждалась, поэтому и пришла.
– Решила, что я нарочно тяну время? – Тремейн покачал головой. – Тебе следовало бы знать, что я не опущусь до такой мелочной мести.
Джиджи криво усмехнулась.
– Да, разумеется, Ты предпочитаешь мстить по-крупному, так, чтобы дух захватывало.
– Думай как хочешь. – Он пожал плечами и принялся одеваться. Их разделяла кровать, закрывавшая его до пояса. Но все равно, переодеваясь при ней, муж тем самым демонстрировал свое превосходство. – Так что же у тебя за срочное дело, которое не может подождать?
– Извини, что явилась без приглашения, – ответила маркиза. – Если ты настаиваешь, я выйду и подожду в библиотеке.
– Не трудись. Все равно ты уже вошла. – Тремейн надел брюки. – О чем ты хотела со мной поговорить?
Джиджи никогда не надо было тянуть за язык.
– Что ж, слушай… Я уже обдумала твои условия и пришла к выводу: они слишком расплывчатые, неопределенные.
Так он и думал. Леди Тремейн была не из тех, кто позволяет попирать свои права. Собственно, это она попирала права других. Странно, что она только сейчас пришла со своими возражениями.
– Поясни. – Он бросил полотенце на стул у окна, затем снял халат и положил его на кровать.
Тремейн посмотрел жене в глаза, а она – на его обнаженный торс. И тотчас же – совсем некстати – на него нахлынули воспоминания о той дерзкой девчонке, чьи пальцы поглаживали его плечи и грудь.
Но тут их взгляды встретились. На сей раз Джиджи все-таки покраснела, но тотчас же овладела собой.
– Твое условие – предприятие не очень-то надежное, – заявила маркиза. – Ведь тебе нужен отпрыск мужского пола, не так ли?
– Да, конечно.
Камден, надел рубашку и, заправив ее в брюки, принялся застегивать пуговицы. Маркиза же, немного помолчав, продолжала:
– Видишь ли, за десять лет брака моей матери так и не удалось произвести на свет мальчика. К тому же не исключено, что кто-то из нас или мы оба бесплодны. Неужели ты не допускаешь подобного?
Камден с усмешкой пожал плечами:
– И что же ты предлагаешь?
– Установить разумные сроки. Лорд Фредерик не может ждать вечно.
Что там говорилось в гневном послании миссис Роуленд? «Признаю, в добродушии лорду Фредерику не откажешь. Но он сообразителен, как вареный пудинг, и грациозен, как селезень-перестарок. Хоть убейте, никак не возьму в толк, что Джиджи в нем нашла».
Камден со звонким шлепком накинул на плечи подтяжки. В первый раз проницательность изменила миссис Роуленд. Много ли в Англии найдется охотников поддержать любовницу, затеявшую развод?
– …Шесть месяцев, начиная с сегодняшнего дня, – продолжала его жена. – Если к ноябрю я не забеременею, мы начнем бракоразводный процесс. В противном случае подождем, пока не родится ребенок.
Тремейн не представлял себе даже ее беременности – не говоря уже о живом ребенке из плоти и крови. Его воображение не желало заходить дальше постели. Но и при мысли о близости с этой женщиной его бросало в дрожь. Хотя с другой стороны…
– Ну что ты решил? – спросила Джиджи.
Камден невольно вздохнул:
– А если родится девочка?..
– Не исключено. – Джиджи взглянула на мужа вопросительно и добавила: – Неужели ты полагаешь, что это зависит от меня?
Камден довольно долго молчал, потом проговорил:
– Идея со сроками не лишена смысла, но кое в чем я с тобой не согласен. Полагаю, шести месяцев недостаточно, чтобы делать окончательные выводы. Требуется год. Плюс вторая попытка, если родится девочка.
– Предлагаю девять месяцев. Договорились?
Камден со вздохом покачал головой. В этой игре все козыри – у него на руках. Пора бы ей это уяснить.
– Я здесь не для того, чтобы торговаться, леди Тремейн. Год – или никакой сделки не будет.
Маркиза вскинула подбородок.
– Год, начиная с сегодняшнего дня?
– Начиная с первой попытки.
– И когда же будет первая попытка, о мой повелитель?
Камден невольно усмехнулся. Перед ним была все та же Джиджи. Такие, как она, без боя не сдаются.
– Терпение, дорогая, терпение. Ведь в конечном итоге ты получишь желаемое.
– Не забывать об этом – в твоих же интересах, – заявила она с надменностью юной королевы Елизаветы, только что разгромившей Испанскую армаду. – Желаю удачного дня.
Тремейн проводил жену взглядом. Джиджи шагала легко и изящно – так ходят только очень уверенные в себе женщины.
«А ведь она когда-то нравилась мне, – подумал Камден, сам себе удивляясь. – Да, действительно нравилась».
Глава 4
Бедфордшир, декабрь 1882 года
Джиджи терпеть не могла греческую мифологию, потому что боги всегда наказывали женщин за гордыню. Ну что такого ужасного в капельке гордыни? Почему Арахну, совершенно справедливо заявившую, что она превзошла Афину, обязательно надо было превращать в паука? И с чего Посейдон так разъярился, что бросил дочь Кассиопеи на съедение морскому чудищу? Видимо, Кассиопея хвасталась не просто так и действительно могла затмить своей красотой дочерей Посейдона.
За Джиджи тоже водился грех гордыни. И ее тоже наказывали завистливые боги. А как еще понимать внезапную и нелепую смерть Каррингтона? Другие распутники преспокойно доживали да преклонного возраста и даже в старости продолжали пожирать взглядами молоденьких дебютанток. Ну чем Каррингтон был хуже их?
Внезапный порыв ветра чуть не сорвал с нее шляпку – Джиджи с трудом удалось удержать ее на голове. Но ветер почти тотчас же утих, и она снова окинула взглядом «Вересковый луг», угодья Роулендов, занимавшие восемь тысяч акров лесных массивов и лугов (впрочем, кое-где имелись холмы, а также неглубокие овраги.
