— жизнь, проведенная здесь, в Липаре! Но прежде, чем я успел осознать это, пьеса подошла к концу, и вот уж волшебник произносит свой финальный монолог, благословляя молодых под густым снегопадом.
— Ступай же в мир, дорогая моя! — кричит он дочери вслед, обводя взглядом зрителей, заглядывая каждому в глаза. — Наш ветер будет дуть, неся с собой и радости и огорчения, и что кого постигнет, когда согнутся ветви и листья зашумят, заранее знать невозможно. Уверенным можно быть только в одном: ни в чем нельзя быть уверенным! Только держитесь друг к другу поближе, да ничего не бойтесь, ибо однажды, в темнейшую из ночей, этот ветер, Ветер Сновидений, может прийти и к вам!
В конце представления актеры вышли на поклоны под бурю аплодисментов. Затем нам велели поднять повыше веера и махать ими изо всех сил. Все зрители и все, кто стоял на сцене, замахали в воздухе всем, чем только могли, сотворив две сотни маленьких ветерков, слившихся в могучий ураган, принесший с собою покой и уют и никого не оставивший таким, как прежде. После этого кое-кто пошел плясать комбару под аккомпанемент гармоники констебля Гаррета, а дети затеяли игру в прятки в темноте. Остальные пили пунш, беседовали и смеялись до поздней ночи, пока факелы не догорели.
По пути домой, при свете звезд, Лида созналась в том, что это она с несколькими соседками, прибирая в доме покойной бабушки Янг перед тем, как он будет продан новой семейной паре, переезжающей в Липару, обнаружила под кроватью стопку бумажных листов с планами праздника и набросками пьесы.
— К тому времени Полковник уже привел в действие задуманный ею план, потому я и не сказала никому ни слова, чтоб не испортить сюрприз, — пояснила она.
Я заверил ее, что очень этому рад.
Проходя мимо скамьи под тем самым старым дубом, что приносил плоды, полные синих летучих мышек, мы случайно увидели Альберта Лессера, целующегося с Пегги Фруше.
— Кое-что так и остается неизменным, — шепнул я Лиде.
Усталые, мы рухнули в постель, и я долгое время лежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в мерное дыхание Лиды и шорох ночного бриза, дувшего в открытое окно сквозь жалюзи. Поначалу мысли мои были полны красками и звуками праздника — мерцанием факелов, яркими масками, смехом, — но мало-помалу все это уступило место одной-единственной картине. Перед глазами возник тот самый старый волшебник — один на вершине горы в дебрях далекого севера. Сквозь густой снег я увидел его седую бороду и узнал его морщинистое лицо. Пробормотав заклинание, он поднял жезл, кивнул в знак того, что согласен исполнить мое желание, и я понял: все это — сон.
