— Все заставляет думать, что экс-сенатор был близок к тому, чтобы разгадать код манускрипта. Эдип, узнав об этом, назначил ему встречу, чтобы заставить его замолчать навсегда и остаться единственным хранителем секрета.
— Я наверняка смогу обнаружить новые улики в доме профессора Говарда А. Дюррана, который, без сомнения, стал первой жертвой таинственного Эдипа.
— Если я могу быть вам полезен, Маркус, обращайтесь без колебаний.
— Договорились. Ждите меня перед своим домом завтра в восемь утра.
5
Прага, 6 января 1602 года.
Двор германского императора
Бартоломеус Спрангер слегка касался полотна кончиком кисти. Каждый его жест был торжественным и элегантным. Он писал портрет императора Рудольфа II. Художник переводил взгляд с мужчины на мольберт и обратно. Бюст Рудольфа, облаченный в темную мантию, едва вырисовывался на темном фоне. Бледно-зеленый гофрированный воротник подчеркивал светлое лицо, которое оживляли розовые скулы. Прямой и широкий нос, над густой каштановой бородой виднелись красные пухлые губы. Волосы монарха были полностью скрыты головным убором, украшенном рубинами и гранатами.
Потрескивание огня в камине за спиной художника практически не нарушало тишину. Император сохранял безукоризненную неподвижность. Его устремленный в окно взгляд терялся в молочно-белом небе Праги, уже в течение несколько месяцев плененной белыми снегами. Синие и желто-красные стены города, золоченые колокольни и перламутровые купола крыш дворца, на которые он любил смотреть в теплое время года, сейчас были окрашены в различные оттенки белого. Взгляд Рудольфа обратился на вошедшего в комнату слугу. Тот долго кланялся, затем объявил, что с императором желает поговорить старший камергер, ответственный за королевскую казну. Взмахом руки монарх приказал впустить его.
Дверь открылась. В комнату вошел человечек маленького роста, полностью одетый в черное. Он явно был охвачен глубоким беспокойством. Быстрые и неровные шаги выдавали спешку, в то время как туловище было наклонено вперед в знак уважения. Он пересек огромный зал, даже не взглянув на последние полотна Арчимбольдо, Жана Брюгеля и гравюры Эгидиуса Саделера, висевшие на стенах. Не заметил он и глобус из золота и серебра, воссозданный скелет доисторического монстра, персидские изумруды и выточенный из кварца череп, которые составляли коллекцию причудливых предметов, — Рудольф любил окружать себя ими. Приблизившись к императору, сохранявшему неподвижность, слуга поприветствовал его, склонившись еще ниже, чем прежде, потом выпрямился и разразился потоком слов.
— Ваше величество, это безумие!.. Шестьсот золотых дукатов!.. Это неразумно… Такая сумма за простой манускрипт… несколько страниц, исписанных незнакомым алфавитом… произведение, смысл которого мы не понимаем… такие траты — это чистое сумасбродство!
— Весь этот мир безумен! — внезапно воскликнул император, прыжком поднявшись с кресла. — Власть, которую я олицетворяю, войны, которые я веду, почести, которые мне воздают, — разве все это не абсурд? Править обремененной долгами богемой против ее воли — это ли не безрассудство? Противостоять конфликтам между католиками и протестантами, управлять завистью немецкого двора, который я покинул, чтобы устроиться в Праге, попытки смягчить постоянную напряженность между Францией и Австрийским домом, сдерживать амбиции моего брата Матиаса, который жаждет получить мою корону, все, что положение обязывает меня делать каждый день, — это ли не сущее безумие? Только поиски высшего знания имеют смысл! Что такое шестьсот золотых дукатов в обмен на последний манускрипт доктора Мирабилиса, брата Роджера Бэкона? Я бы заплатил в сто раз больше, чтобы завладеть этой книгой. И отдал бы жизнь, чтобы суметь однажды ее расшифровать! Десять долгих лет я разыскивал этот труд по всей Европе. Каждое утро я надеялся, что мне принесут радостную новость: манускрипт найден! И вот теперь наконец этот день настал! Скажите-ка мне лучше, удалось ли моим шпионам, привыкшим перехватывать закодированные сообщения, расшифровать эту книгу?!
— Я не знаю, Ваше величество, — ответил старший камергер, опасаясь новой резкой перемены настроения у императора.
— Ну хорошо, в таком случае я собираюсь разузнать это лично. А мой портрет подождет, — заключил он, взмахом руки отсылая живописца.
Сразу после этого Рудольф в сопровождении слуги углубился в коридоры императорского дворца. Его каблуки резко стучали по выложенному цветной плиткой полу залов, которые он пересекал. Дорогой он еще раз подумал о невероятных слухах, уже более трех веков ходивших по поводу манускрипта, который он недавно приобрел.
— Узнать, узнать наконец, — бормотал он себе под нос.
Вот уже более десяти лет Рудольф приглашал ко двору самых знаменитых ученых Европы. Он хотел понять суть окружающего мира, чередование дня и ночи, причину рождения и смерти, секреты течения времени и тайны Вселенной, которую он созерцал вечерами. И, когда один из ученых объявил ему, что разыскал манускрипт доктора Мирабилиса, сердце монарха неистово забилось. В его возрасте надеяться было гораздо труднее, чем когда-либо прежде. Но сейчас энтузиазм юности внезапно проснулся в нем после долгого сна. Когда он в первый раз взял в руки манускрипт и пробежал глазами незнакомый алфавит, он сразу почувствовал, что находится одновременно и очень близко, и очень далеко от цели. Потом он положил свои огромные руки на книгу, и у него возникло предчувствие, что в ней содержится что-то значительное и уникальное.
— Великая тайна, — пробормотал Рудольф. — Возможно ли, чтобы она наконец раскрылась?
Начиная с этого дня разум его почти помутился. Знание было теперь настолько близко, что он в равной степени боялся как раскрыть секрет, так и увидеть, как оно ускользнет от него.
Император вошел в комнату, где вокруг стола собрались шестеро мужчин. Они передавали друг другу манускрипт, который пытались расшифровать. Когда появился монарх, все встали и на мгновение замерли в поклоне.
— Как подвигается работа? — спросил Рудольф.
Один из мужчин робко ответил:
— Ваше величество, использованный здесь шифр пока ускользает он нас.
— Сколько времени вам понадобится?
— Мы не знаем. Но к некоторым выводам мы уже пришли.
— Каким? — спросил Рудольф, усаживаясь и приглашая мужчин занять места вокруг стола. — Расскажите мне о ваших изысканиях. И не упускайте ни малейших деталей!
— Итак, Ваше величество, сначала мы подумали, что имеем дело с шифром, который мы называем «монозамещением Цезаря». Римский император в самом деле переписывался с Цицероном, заменяя каждую из букв своего письма другой, отстоящей в алфавите на три шага дальше. Так, если все А делались D, все В становились Е, имя CESAR превращалось в FHVDU. Теперь мы знаем, что этот прием, очень частый в письмах, перехваченных у наших врагов, не был использован Роджером Бэконом.
