Я прикинула в уме время и поняла, что Горелов после фильма к бабушке не попадет, если хочет попасть на одиннадцатичасовой поезд.
– Ты приехал только из–за того, чтобы сходить со мной в кино?
Он сдержанно кивнул.
– Ты же в другие дни не можешь.
Я вспомнила, что жаловалась ему на непосильную работу вплоть до следующего воскресенья из–за отъезда сменщика в Питер.
– Мы как влюбленные, – я осмотрелась. Конечно же мы опоздали и в темноте сели на первые попавшиеся места последнего ряда, чтобы не мешать зрителям своим полуслепым хождением по залу.
– Пересядем? – откликнулся Никита.
– Неа, – я нацепила на нос очки и запустила пальцы в ведро попкорна, которое держал Горелов. Он пристроил бутылки с водой и привалился плечом ко мне, чтобы его прожорливой подружке не пришлось тянуться за воздушной кукурузой.
– Нет, не так все было! – пару раз Никита пытался опровергнуть неточности, допущенные сценаристом в жизнеописании Фредди Меркьюри, для чего низко наклонялся, почти задевая мою скулу губами, но я отмахивалась. Кино же. Зрителю нужна драма.
– Замерзла что ли? – спросил Горелов, когда я обхватила себя руками. Я не успела объяснить, что толпу пресловутых мурашек вызвала грандиозность знаменитого концерта и власть голосистого фронтмена Queen над толпой.
Никтита заграбастал меня и, усадив к себе на колени, обнял. Такая забота была неожиданной и, конечно, насторожила.
– Кит, ты чего?
Крепкие руки не дали подняться. Я вынуждена была повернуть голову, и это стало фатальной ошибкой. Губы Никиты нашли мои.
Только когда я опрокинула ведро с попкорном, стоящее на соседнем кресле, и шелест рассыпавшихся кукурузных зерен заставил впереди сидящих людей обернуться, мне удалось вырваться.
Все к черту.
Я ломилась к выходу так, словно была ледоколом, грудью вспарывающим льды, а те самые льды цеплялись за меня, не давая выплыть в спокойные воды.
– Женька, ну ты чего? – рука Никиты хватала меня то за плечо, то за рукав, но я рвалась на волю. Никогда, никогда я не рассматривала Горелова как мужчину, с которым смогу целоваться и, упаси боже, лечь в постель. Напои меня хоть до чертиков, и то не допущу подобную вольность. Он друг, только друг. Я не находила в нем сексуальной подоплеки, которая толкнула бы на безрассудство. Да, Никита добрый, надежный, симпатичный, но в моем мозгу навсегда засел образ прыщавого мальчишки, с которым можно посмеяться, поделиться бедами, сходить на речку или в кино… Да я даже никогда не прихорашивалась, хотя знала наперед, что он приедет. Открытие, что Горелов смотрит на нашу дружбу иначе, ошеломило.
Черт. Черт. Черт.
Он извинялся, долго топтался у двери, не решаясь уйти, но я не могла сказать, как бывало: «Забудь, братан! Все путем!», потому что теперь ничего путного нас не ждало.
– Ты опоздаешь на поезд.
Я никогда не верила словам, что между мужчиной и женщиной не может быть дружбы, твердо зная, что я, Галка и Кит опровергаем устоявшуюся аксиому.
Плохой из меня математик.
И химик плохой, если не почувствовала ни боль подруги, ни изменившегося ко мне отношения друга.
Через час на телефон пришло сообщение:
«Я устал ждать, когда ты меня заметишь».
Я такая же дура, как и Галка. Только та видела несуществующие знаки, а я, наоборот, не замечала очевидного. Боже! Никита даже однажды присылал самого себя на день Святого Валентина, а я только посмеялась, услышав за дверью: «Тук–тук! К вам пришла валентинка!». Он стоял весь опутанный красной атласной лентой, завязанной на груди в огромный бант.
«Галка, иди посмотри, какую валентинку к нам занесло!»
Мы хохотали до упаду, когда он с красным лицом сдирал себя «упаковку», и не смог произнести то, что заранее приготовил: лишь заикался и мычал. И коробка с духами, выпавшая из его кармана, была одна вовсе не потому, что Кит пожмотил…
Мы с Галкой до сих пор на пару пользовались этими духами.
– Гал, привет. Как дела?
– Чего тебе не спится? Час ночи уже.
– Прости. Ты забери себе Никитины духи, ладно?
– Ты из–за этого меня разбудила?!
– Мне их запах больше не нравится.
– Лады. Как утром проснусь, сразу заеду. А теперь пойди, накапай себе чего–нибудь успокоительного и баиньки. Утром поговорим.
– Спасибо, так и сделаю.
На прикроватной тумбочке нашла «Любарум», повертела в руках, ругая себя за то, что так и не зашла в аптеку, налила в стакан воды и, отсчитав пять капель, выпила, желая как можно быстрее избавиться от горестных мыслей об утраченной дружбе.
Сон стукнул пыльным мешком по голове.
Глава 4. Все по Фрейду
Откуда я знаю, что я скажу? Что придет в голову, то и скажу.
«Волшебная лампа Аладдина»
Я задыхалась. Кругом была вода. Я била руками и ногами, от страха теряя ориентиры, не понимая, где верх, а где низ, и так, наверное, утонула бы, если бы кто–то сильный не вцепился мне в волосы и не вытащил на берег.
Отплевавшись и раздышавшись, я приподняла голову, сдвинула в сторону упавшие на глаза волосы и только тут заметила, что являюсь центром пристального внимания. В овальном бассейне по грудь в воде стояли женщины. На их лицах отражались самые разные эмоции: кто–то смотрел испуганно, кто–то брезгливо, кто–то не скрывал улыбки, приправленной изрядной долей торжества. Все как одна были черноволосы, смуглокожи и обладали теми характерными чертами, в которых безошибочно угадывается принадлежность к племени азиатских красавиц.
«Гюльчатай, открой личико», – это как раз из той оперы, только такое впору сказать мне самой. Без лишних движений чья–то заботливая рука собрала мои волосы и закинула их за спину, значительно расширив круг обзора. Я смогла рассмотреть не только волооких красавиц, но и нескольких мужчин в халатах до пят, один из которых и спас меня, не дав утонуть.
Видимо, утопление не предусматривалось, а потому, убедившись, что я жива и не собираюсь прямо здесь сложить плавники, спаситель распрямился и грозно глянул на сбившихся в кучку женщин.
– Кто?
Красавицы как по команде опустили глаза.
– Халиф не появится здесь до тех пор, пока я не узнаю, кто из вас топил иноземку. Говорите, не доводите меня до гнева!
Ох, божечки! Так я что, типа Хюррем Султан? Та терпела и мне велела? Жаль, что я оказалась в этом сне внезапно, иначе сейчас не лежала бы на берегу выброшенной рыбой. Мне хватило бы сил и умения напоить зеленой водичкой ту заразу, что решила разделаться со светловолосой соперницей. Я здесь одна такая и явно выделяюсь.
Несмотря на угрозы и сдвинутые к переносице черные брови главного гаремосмотрителя, ни одна из девиц не подняла руку, намереваясь сдаться добровольно.