ее не проявлял ни в какой форме.
Словом, вечер прошел весьма весело для Кости с Зиночкой и весьма напряженно для меня. Я налегал на водку, впрочем, так же, как и Шура, но это никак не отражалось на моем настроении. Веселости мне не прибавляли и пьяно-похотливые взгляды доктора, которая, по-видимому, считала, что я должен как-то проявить себя, в том числе и как мужчина. Завязавшийся между нами весьма вялый разговор большей частью сводился к ее работе. Костя с Зиной отошли покурить на кухню, и мы остались одни. И тут Шурочка, по-видимому, решив, что мне мешает раскрыться моя природная стеснительность, сказала:
— Налейте мне лимонада, Степан. — При этом она придвинулась ко мне и, тяжело дыша в лицо перегаром, придавила, как бы невзначай, своей большой тяжелой грудью мою ладонь. Осторожно освободив руку, я налил Шуре лимонаду и улыбнулся через силу. Ситуация очень напоминала совращение малолетнего, но я ничего не мог с собой поделать. А когда дама для пущего эффекта решила продемонстрировать свои налитые и небритые голени, как бы случайно приподняв юбку, я с виноватой улыбкой предложил ей выйти покурить на балкон.
Словом, вечер был для меня безвозвратно испорчен, и я чуть ли не с благодарностью посмотрел на Зиночку, когда та засобиралась домой. Дамы попрощались со мной и ушли в сопровождении Кости. Последнее, что я заметил, был презрительно-разочарованный взгляд Шуры, брошенный в мою сторону.
Утром меня разбудило громкое урчание холодильника. Иногда, особенно в выходные, я даже подумывал отключать «ЗИЛ» на ночь, потому что когда он включался, было такое ощущение, как будто в нем сидит джинн и пытается изо всех сил выбраться наружу. Проснулся я, естественно, с головной болью и, наспех позавтракав, вышел на службу.
С Костей я встретился днем и ругал его на чем свет стоит. А он беспечно смеялся, когда я описывал сцену своего обольщения Шурочкой.
— Ну, извини ты меня, капитан! Я и сам не знал, что так будет, — задыхался от смеха Костя. — Во всяком случае, бюллетеней тебе не видать никогда.
Вот так мы и сблизились с Костей. Иногда встречались по службе, иногда устраивали нехитрые холостяцкие застолья. И тот период моей жизни всегда ассоциировался у меня с ним. Через полгода меня перевели в спецотряд охраны на четвертый этаж ГРЗ, а там, в условиях строгой изоляции, с Костей мы уже не встречались.
За окном, по улице, завывая сиреной, пронеслась одинокая «скорая», освещая округу сюрреалистическим светом «мигалки».
… Я не фаталист. Хотя с моей профессией трудно им не стать. Следующая наша встреча с Костей состоялась только через пять лет в Анголе. Там, в 19… году был развернут советский госпиталь с целью оказания квалифицированной медицинской помощи по линии интернациональной дружбы. Естественно, в состав госпиталя входили военные специалисты, поскольку в основе советского альтруизма (в прочем, как и любого другого) лежали вполне прагматичные задачи других, совсем не медицинских служб. Мне тогда было 35 лет, и я был назначен заместителем начальника госпиталя по хозяйственной части с инструкциями весьма далекими от медицинского хозяйствования.
Был сухой ветреный день. Мне отдали приказ сопровождать группу врачей, срочно вылетавших на вертолете в какую-то богом забытую деревню для оказания медицинской помощи местному царьку. Этого требовало не столько здоровье царька, сколько политические соображения. Поэтому группа состояла из начальника хирургического отдела Сергея Ивановича, невысокого худощавого и очень опытного 60-летнего хирурга, начальника нейрохирургического отдела (не помню, как его звали) 39-летнего мужика и меня. За десять минут до вылета я был отозван в госпиталь по какому-то срочному делу и вместо меня с врачами по приказу вылетел Витя Петренко, курсант службы наблюдения. У нас были хорошие с ним отношения, и перед полетом мы обменялись парой дежурных шуток насчет здоровья наших черных братьев. Витя спешил вернуться, поскольку у него был четырехлетний ребенок и жена на сносях. Я пожелал другу удачи и умчался по своим делам, договорившись встретиться с ним, как только все утрясется.
В тот же день вечером я стоял, онемевший, приблизительно там же, где состоялся наш с Витей дневной разговор, и молча смотрел, как раскладывают на расстеленном на земле брезенте обезображенные части тел Вити, Сергея Ивановича и пилота. Тело нейрохирурга еще не было найдено, хотя и велись очень интенсивные поиски. Вертолет разбился над каким-то ущельем. Причиной стал то ли сильный порыв ветра, снесший вертолет на скалы, то ли что-то иное. Но ужасный смысл произошедшего от этого измениться не мог. Вместо Вити на том брезенте должен был лежать я, если бы слепой случай за десять минут до фатального полета не предопределил мою судьбу. Из-за прихоти какого-то полуграмотного царька, которому вдруг взбрело пожаловаться на разболевшуюся голову, и из-за идиотизма командования, пожелавшего подольститься к правительству Анголы — иначе ничем не объяснить срочность вылета — у Вити осталась вдовой беременная жена и сиротой — сын. Об остальных пассажирах вертолета я не говорю — их я знал только в лицо.
На следующий день в госпиталь приехала специальная поисковая группа из Союза, и каково было мое удивление, когда в руководителе группы я узнал Костю Лебедя. Костя возмужал, заматерел. В нем чувствовалась та особая спокойная уверенность, которая отличала опытных офицеров специальных войск от обычных армейских служак. Подойдя ко мне, он, слегка улыбнувшись, подал мне руку, и мы поздоровались. Судя по всему, в отличие от меня Костя знал, кого он здесь встретит. Так что особых чувств на его лице я не прочел.
— Капитан Константин Лебедь, — полушутя представился он с особым ударением на слове «капитан».
Я решил поддержать предложенный тон разговора:
— Капитан Степан Карташов, — ответил я. — Пройдем внутрь, капитан, поговорим.
Я решил не менять тона разговора, хотя меня начала раздражать манера поведения Кости.
— Да брось дуться, Степа. — Костя хлопнул меня по плечу, как только мы вошли и закрыли дверь. Он словно понял, что со мной происходит. — При всех просто как-то неудобно было … Что ты нос повесил? Да и столько лет прошло…
— Тоже мне, актер Большого Театра. — добродушно пробурчал я. — Садись, придется сегодня организовать поисковую группу. Ты-то с какими указаниями здесь насчет поисков?
— Да, просто. Поискать. Посмотреть… ну, найти кое-что, — как-то неопределенно ответил Костя.
— Ладно, — я достал фляжку. — Давай по пятьдесят на дорогу, за встречу. А там — вперед.
Залпом выпив водку, мы принялись к организации поисков.
Только на пятый день мы смогли обнаружить тело нейрохирурга. Его то ли выбросило взрывом из кабины вертолета, то ли он сам в последний
